Марья Семёновна всё недомогает, и как я смогу её в городе оставить, ума не приложу. Я вот, лёжучи в больнице (в середине зимы), взбодрился настолько, что решил тебе звонить и звать тебя в Пермь, но потом раскис и тоже послал лишь телевизионное приветствие Жене [Широкову. — Сост.]. Я думаю, там и без нас народу наберётся достаточно, а что интриги всколыхнулись в Перми, так там почему-то без них никак не могут обходиться. Прислали мне оттудова альманах «Пермь третья», пухло, неряшливо и шибко провинциально вы глядящий, да ещё два таких альманаха, «Литературная Пермь», ну хоть как-то шевелятся и слава Богу. Нету ныне там коня, который бы взвалил на себя воз местной культуры и литературы в том числе, да и тащил бы его, что бурлак на просоленной от пота лопоти, не рассчитывая на благодарность, но получая напутственные пинки.
А я премию получил, братец мой! За «Гуся», напечатанного в «Новом мире». Премия приличная. Ася Гремицкая сулилась описать мне все события, но, видно, вконец забегалась со своими трудами да с моими торжествами [деньги в счёт премии были получены уже после кончины Виктора Петровича. Но ещё при жизни театр-студия Олега Табакова за этот же рассказ наградил Астафьева премией «За великую любовь к людям». — Сост.].
Очень жаль Валентина [Распутина. — Сост.]. Ему как-то трудно всегда давалась и даётся жизнь, и вот старость подкатывает с такими бедами. Я тоже стал совсем плохо видеть, читаю — глаза слезятся, и понимаю, какая это беда, потеря зрения для человека вообще, а для человека пишущего — тем более.
Ну, дай Бог тебе всего хорошего, главное, здоровья. Кланяюсь, обнимаю. Виктор Петрович
19 апреля 2001 г.
Красноярск
(С.Н.Асламовой)
Дорогая Светлана!
Получил «Сибирячок» и твоё пространное письмо, сам же пишу коротенько, что-то совсем меня замотали больницы да болезни. Вот завтра поеду на обширное обследование после месячного пребывания в больнице. Ничего не пишу, да и охоты нет. посылаю вот тебе обрывки из отрывков, написанных прошлым летом, может, чего и сгодится.
Журнал «Сибирячок» держится бодро, он именно то, что нужно малым детям, о которых, как и об остальных, никто не думает и не заботится.
Ох, какое это тяжкое дело быть беспризорным. Не дай Бог познать эту горькую долю, полную неприкаянности, постоянного гнетущего чувства одиночества, покинутости. Только щенята, выброшенные на улицу, ощущают это полностью. Если б наше общество, породившее такое беспредельное сиротство, исправилось и прибрало беспризорных детей, многое Господь простил бы нам. А так, среди многих тяжких грехов, мы не избудем и этот. И ещё матери-одиночки, неслыханное горе наше и позор, и ещё эти девчонки, на ходу, под кустом иль под лестницей поимевшие грех и не понимающие, что с ними произошло, выкидывающие плод блуда и греха на помойку, — это-то как избыть, как отмолить?
И я боюсь, что с твоим уходом «Сибирячок», если ты не найдёшь на замену такую же сумасшедшую бабу иль мужика, скоропостижно скончается.
Были у меня тут по осени люди из «Мурзилки», и у них дело едва держится, а в провинции, глухой и болтливой, кому нужны добрые дела?
Ну, держись, пока можешь. На будущий год увидимся, придёт черёд четвёртых литературных чтений в провинции.
Рад, что у парня твоего всё хорошо в армии, а то ведь сейчас и им-то беспросветно, душно и одиноко.
Во, блин, боролись за свободу, получили её сверху, а она не наша, не нами добытая и оскалилась, аки вольный голодный зверь. Ну, никто как Бог, может он нам выдал последнее испытание на живучесть и право именоваться человеком. Кланяюсь, целую. Виктор Петрович
15 июля 2001 г.
Красноярск
(М.И.Айнбиндер)
Уважаемая Мириам!
Не гневайтесь на меня. Учусь писать после тяжёлого инсульта. [21 апреля у Виктора Петровича случился инсульт. — Сост.]. Книгу прочитал сразу же с восторгом и гордостью за Васю [речь идёт о книге писем В. Емельяненко к Мириам Айнбиндер «Письма к Ней». — Сост.]. Хотел сразу же написать Вам и попросить нынешний адрес Васи, но болезни одна за другой и работа над последней книгой не оставили мне времени. Книгу сделал, и вот инсульт. Учусь всему — есть, ходить в нужные места. Возвращается память и язык. Книгу выслать не могу, она в деревне, где я не был с прошлого лета, и когда попаду...
Одна обида, что Вы, как советский простой обыватель, упрекнули меня Толстым, у которого был секретарь, поместье, деньги на житьё и полный дом челяди.
Больше писать не могу. Ещё раз простите. Поклон Васе, которого я любил и прежде, а теперь преклоняюсь перед ним. В. Астафьев
31 сентября 2001
Красноярск
(И.Н.Гергелю)
Дорогой Ваня!
В конце апреля у меня случился инсульт, отнялась вся левая половина, сел слух, ослабло зрение. Сейчас я снова начинаю учиться жить, и писать тоже. Оттого я так давно тебе не писал. До конца я так и не восстановлюсь... Бывал на крике отчаяния, если б водился дома пистолет, оборвал бы все эти мучения, ведь жить-то не могу — мысль опережает руку, пробовал диктовать на диктофон, получается чужой текст, ждать, когда восстановится работоспособность, а зачем? В доме более или менее порядок, но это в городе, а в деревне я так за лето и не побывал, без деревни жить не могу, да и не хочу. Вот такие мои дела, брат. Книга, которую я тебе посылаю [сборник рассказов и затесей «Пролётный гусь». — Сост.], взяла мои последние силы, от неё и слёг.
У меня внук остался без работы, внучка учится в техникуме второй год на одном курсе. Кормлю и их, куда денешь, или книги переиздать — хоть немного, но всё ещё платят. Лекарства дорогие, вот беда. Ну пока, целую Вас всех. Вечно Ваш — Виктор. Прощай, однако
14 октября 2001 г.
Красноярск
(А.Ф.Гремицкой)
Дорогая Ася!
Прости, что с большой задержкой отправляю тебе предисловие к «Последнему поклону». Худой я стал работник, учусь заново писать, каждая строка даётся с большим напряжением, но всё же помаленьку налаживаюсь, обещают через год вернуть меня в строй — прошло полгода [Виктор Петрович уже практически был прикован к постели, и предисловие (уместившееся на одну страничку) к переизданию самой своей любимой книги «Последний поклон» стало и последней страницей его творчества. — Сост.].
В ноябре я уйду в больницу на реабилитацию, говорят, там творят чудеса, поживём — увидим, а пока надвигается зима и дай Бог сё перемочь. Твой Виктор Петрович
29 ноября, в 5 часов утра Виктор Петрович умер в своей красноярской квартире.
