Капитан Тиздель описывает чрезвычайную скученность в турецкой тюрьме, дурное содержание и эпидемию чумы (за полгода плена из 396 человек бывшего экипажа умерло 70) и продолжает: «Позвольте же мне просить Вас ради Бога, чтобы меня из сей страшной тюрьмы выручить, что б я мог приложить свое старание и изыскать случая по замирении оказать себя верным Ее Императорского Величества подданным и что б я не мог претерпеть постыдную жизнь в сем темном и презрительном заточении. Дражайший Граф! Сожалейте бедных несчастных и приложите милостивейшую Вашу руку на помощь к тому, который всегда искренно желал Вам здоровья и счастия». (Бенджамин Тиздель провел в плену пять лет. По возвращении в Петербург он был подвергнут формальному дознанию и принужден покинуть Россию.) Захваченную «Марию Магдалину» турки отремонтировали и назвали «Худа Верды», что значит «Божий дар». Перевес противника в кораблях стал еще более значительным.
Еще в апреле 1788 года, до прибытия турецкого флота в Лиман, Суворов предлагал Потемкину штурмовать Очаков, обороняемый тогда только четырьмя тысячами турок, и брался исполнить это дело. Светлейший писал ему в ответ: «Я на всякую пользу тебе руки развязываю, но касательно Очакова попытка может быть вредна; я все употреблю, чтобы достался он дешево».
Но уже 20 мая у стен Очакова стала на якоря огромная эскадра Гассана-паши. «Бусурманский флот явился величественно в количестве 52 судов», – доносил Суворов. Вместе с уже стоявшими у Очакова судами турецкий флот насчитывал 18 линейных кораблей, 22 фрегата, множество гребных галер; всего 110 судов – с 20 тысячами солдат и 2 тысячами орудий. Превосходство турецкой эскадры над русскими флотилиями в Лимане было столь подавляющим, что язвительный Суворов заговорил о битве «жучек со слонами» и через нарочных сообщил Войновичу о сложившейся обстановке. В тот же день Потемкин писал о Войновиче Мордвинову: «Крайне нужно привесть его в состояние действовать противу неприятеля. Поспешите снабдить его всем необходимым».
Утром 7 июня корабли Поля Джонса и гребные суда принца Нассау-Зигена атаковали эскадру турок и уничтожили три судна противника.
После этого сражения Потемкин написал Войновичу: «Теперь Ваша настоит череда прославить флаг Российский на Черном море».
16 июня адмирал Гассан-паша ввел свои корабли в Лиман. В 4 часа следующего утра началось сражение и длилось до сумерек. Гребная флотилия под командованием Нассау-Зигена и Панаиоти Алексиано, воспользовавшись тем, что крупные турецкие корабли часто садились на мель, решительными атаками уничтожила два 64-пушечных корабля противника, в том числе капитан-пашинский. Турецкий адмирал спасся на лодке. Отступая, турецкие корабли попытались выйти в море и попали под огонь батареи, скрытно устроенной Суворовым на оконечности Кинбурнской косы. Всю ночь длился обстрел пришедших в замешательство турок: были потоплены бомбардирский корабль, два фрегата, две шебеки, галера и транспортное судно. Утром подоспевшая гребная флотилия довершила разгром: пять линейных кораблей были сожжены, один 54-пушечный достался целым в руки победителей. Всего за два дня турецкий флот потерял 15 судов: 5,5 тысячи человек и более 570 орудий. В плен взято 1673 человека. Потери русских составили всего один фрегат, 18 человек убитых и 67 раненых.
На Потемкина известие о победе подействовало чрезвычайно сильно. В самых восторженных выражениях он говорил об этом событии с принцем де Линь и видел в нем Божий промысел, особое, оказанное ему Провидением покровительство.
Сражение в Лимане еще не закончилось, когда 18 июня из Севастополя в направлении Очакова вышла эскадра контр-адмирала Войновича: линейные корабли «Преображение Господне» и «Святой Павел», 10 больших фрегатов (два 50-пушечных: «Св. Георгий Победоносец» и «Апостол Андрей», и восемь 40–44-пушечных: «Берислав», «Стрела», «Кинбурн», «Фанагория», «Таганрог», «Легкий», «Перун» и «Победа»), один 18-пушечный фрегат, 20 мелких греческих судов и три брандера.
Перед эскадрой стояла задача отвлечь силы Гассана-паши от Очакова, чтобы не дать возможности турецкому флоту оказывать помощь осажденным в крепости. В свою очередь, Гассан-паша уже давно ждал, когда эскадра Войновича выйдет в открытое море – в глубокой Ахтиарской бухте с береговыми батареями она была недосягаема. Поэтому, получив известие о движении Севастопольской эскадры к нему навстречу, опытный Гассан решил разделить свой огромный флот: оставив у Очакова эскадру из 12 фрегатов и 33 мелких судов, отправиться со всеми имеющимися линейными кораблями в море для решающего сражения с севастопольцами.
Контр-адмирал Поль Джонс 28 июня писал Потемкину со стоявшего у Очакова корабля «Св. Владимир»: «Имею честь сообщить Вам, что в эту минуту, т. е. в 2 часа пополудни, турецкий флот поднял паруса; думаю даже, что вражеский отряд, находящийся к западу от Кинбурна, хочет соединиться с их флотом. Этот маневр может находиться в связи с приближением Севастопольского флота, что представляет большой интерес».
Движение нашей эскадры из-за встречных северных ветров сильно задержалось, и к острову Тендра она подошла лишь 29 июня. Здесь был замечен флот турок – в 47 вымпелов.
На рассвете следующего дня Севастопольская эскадра пошла на сближение с противником, занявшим наветренное положение, и, выстроившись в линию баталии левым галсом (46), приготовилась к бою. Турецкая эскадра, приблизившись до трех верст, тоже вступила в боевую линию. В первом часу дня наступил штиль, и суда стали. С усилением ветра русские снова пошли на сближение. Тогда турецкие корабли стали удаляться, не принимая боя. Русские преследовали их, стремясь при этом занять наветренное положение. К вечеру турки сбавили ход; убавили паруса и наши. С наступлением темноты флоты опять разошлись. Три дня эскадры лавировали в море, наблюдая друг за другом. Вероятно, Гассан-паша был озадачен: русские, возглавляемые всего двумя линейными кораблями, и не собирались уходить под покровом ночи. При попытке отхода днем, проигрывая в скорости, они были бы разбиты без труда – на что Гассан сначала и рассчитывал, устроив демонстрацию нападения. Но день за днем сплоченная эскадра севастопольцев неуклонно следовала за ним, навязывая сражение.
Между тем флот Гассана насчитывал 15 линейных кораблей (из них пять 80-пушечных), 8 фрегатов, 3 бомбардирских корабля и 21 мелкое судно; вес залпа из 1110 корабельных пушек составлял 410 пудов. Русская эскадра могла дать залп из 550 орудий весом всего 160 пудов из-за большого числа малокалиберных пушек, – соотношение веса залпа получается 2,5 против 1. Соотношение численного состава команд: 10 000 человек турецкой эскадры против 4000 русских – делало неблагоприятным возможный исход абордажной схватки. Обводы русских судов были хуже турецких, которые к тому же были все обшиты медью, тогда как у нас не было ни одного такого корабля. Парусность наших кораблей также была меньше – из-за меньшей осадки: корабли приходилось пока строить на речных верфях. Все это давало преимущества туркам в скорости и маневренности.
