«…Я не могу говорить громче. Я потеряла голос после страшного дня, когда на мой родной город упала атомная бомба. Это был проклятый нашими людьми день. Столб огня, грохот – и не стало города. Не стало людей: матерей, братьев, близких, друзей. Только пепел и развалины. И все это в одно мгновение. Над городом встало зловещее облако. Мало кто остался жив. Но и тех, кто остался, страшное облако сделало калеками. Смерть преследует людей из Хиросимы и Нагасаки…Друзья мои, надо сделать так, чтобы не было этих страшных взрывов, чтоб не было излучающих смерть атомных облаков. Смотрите, как нас много. Возьмемся за руки и скажем: «Нет! Нет! Нет!».
– Нет! Нет! Нет! – пронеслось по залу. Сотни рук, сжатых в кулаки, поднялись кверху. Вечером того же дня на Манежной площади я опять слушал Нагату Хисако, и там вместе с нею «Нет! Нет! Нет!» повторило пятьсот тысяч молодых голосов…
Однако вернемся к первой встрече. Выходя из зала, делегаты фестиваля задерживались, чтобы пожать руку мужественной девушке, посвятившей жизнь борьбе за мир. Выбрав удобную позицию, мы с корреспондентом «Советской России» Семеном Раскиным тоже ожидали выхода японской делегации.
Случилось так, что машина для делегатов где-то задерживалась. Воспользовавшись случаем, я предложил Нагате Хисако и переводчику поехать в гостиницу на машине «Комсомольской правды».
На заднем сиденье сидел увязавшийся со мной из дома соседский мальчик Андрейка Быков. Я познакомил своих пассажиров. Через минуту общительный малыш уже сидел на коленях у тети Хисако. Захлебываясь от восторга, Андрейка рассказывал про детский сад, про своего дедушку. Показал, как дед сердится, когда ребятишки затевают футбол под окнами.
– А дом у нас во-о какой, до неба, правда ведь, дядя Вася, – хвастался Андрейка.
Переводчик добросовестно переводил на японский все тонкости Андрейкиной речи. Нагата Хисако улыбалась, то и дело повторяя: «Молодец Андрейка, молодец Андрейка». Ей очень нравился этот жизнерадостный непосредственный карапуз.
Полчаса мы ехали по московским улицам. Полчаса без умолку щебетал Андрейка, полчаса добросовестно работал переводчик, полчаса с лица «тети Хисако» не сходила ласковая улыбка. Я тоже не дремал. В архиве у меня хранится несколько снимков, сделанных в машине.
Фото автора. 7 августа 1957 г.«Подмосковные вечера». Эта песня появилась в канун фестиваля. Хорошая песня! Уже на третий день она стала гимном фестиваля. Ее пели в автобусах, пели в столовой, пели на стадионе. Особенно задушевно звучала она вечерами, когда уставшие за день делегаты усаживались на лужайке перед гостиницей. Очень хорошо помню ласковые августовские вечера. Темная листва молодых деревьев, яркие одежды, ласковое закатное небо, незнакомая речь и песни…Сколько песен пелось в те вечера! Африканские, канадские, французские, чешские, финские…Наша песня «Подмосковные вечера» звучала чаще других. Слова, разумеется, знали немногие. Но задушевная, чистая мелодия была понятна и белым, и желтым, и черным.
Ее пели под гармошку, под гитару, под нежные звуки скрипок лилась мелодия. Пели хором и в одиночку, пели со словами и без слов.
Песня о чудесных вечерах Подмосковья полюбилась всем.
Как-то, вернувшись в гостиницу, я присел под березкой перезарядить аппарат. Нагнувшись, вполголоса мурлычу полюбившуюся мелодию. Поднимаю голову – рядом, обнявшись, трое. По лицу и нарядам – мексиканец, китаец и африканец. Я смущенно умолк. Они жестами стали объяснять: мол, пойте дальше. Друзья хотели выучить слова. Мы присели на траву. И через две-три минуты наши голоса звучали, может, и не вполне стройным, но очень задушевным хором:
Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера…
Фото автора. 11 августа 1957 г.Очаровательная осень ленинградских парков. Тихо. Чуть-чуть сыровато. Листья нехотя отрываются и снова повисают в воздухе на невидимых паутинках. Долго-долго падают на землю кленовые листья. Как они хороши! Хотелось сказать садовнику, чтобы не подметал их безжалостной корявой метлой. Пусть бы ходили люди по золотому ковру.
Прошли, тихо переговариваясь, двое. Волосы тронуты инеем. Может, в этом парке было у них первое свидание. Может, в этом парке и решили они идти по жизни вот так рядом…Падают, падают листья.
Ребятишки, как воробьи, снуют под ногами. Ссорятся из-за самых красивых, красных, как солнце на закате, листьев. В руках у каждого мальчишки, у каждой девчонки огненный букет. Как же снять, как поймать это очаровательное дыхание осени?
Кажется, листья падают не беззвучно. Кажется, полет их сопровождает тихая музыка. Бом-бом! Один листок, другой, третий. Стройная симфония звучит в парке.
Один ли я грежу в этом царстве осени?
Нет. Вот девочка подняла голову и блестящими глазами провожает листья. Рядом женщина под зонтиком. Книга. Но она не читает книгу. Она слушает золотой хоровод. Вспоминаю о фотоаппарате. Скорее, скорее снимать. Поймать хоть отрывок волшебной музыки листопада…
Фото автора. 6 октября 1957 года.Мы уже успели избаловаться «космическими» новостями, натренировали глаз различать точки спутников, уже не первый раз слушаем сигналы из космоса. Пройдет десяток лет, к звездным полетам мы привыкнем так же, как привыкли к самолетам, радио, телевизору. Но день 4 октября 1957 года люди никогда не забудут.
Я хорошо помню этот обычный день ненастной осени. Низко над землей неслись дождевые облака, хлопотливо и буднично выглядели городские улицы. А в это время вокруг Земли уже «обкатывал» свою орбиту серебристый шар, а на другой день во все языки мира вошло короткое и емкое русское слово «спутник». Весь мир взбудоражен был этой новостью. Весь день в редакции не умолкали телефоны. Звонили москвичи, звонили друзья нашей страны из Пекина, Парижа, Лондона – «Поздравляем! Поздравляем! Непостижимо! Удивительно!»
Газета уже готовилась к выпуску, но по-прежнему звонили телефоны. Взволнованные люди просили хоть одну радостную строчку поместить от их имени. Телеграммы из Антарктики, с Дальнего Востока, из сибирского города, с пограничной заставы. Из Московского университета телеграмма: «Сообщите читателям: во всех комнатах огни. Не спим. Рукоплещем спутнику».
Сигналы спутника транслировали прямо на улицы Москвы.
– Слышу спутник! – Московские радиолюбители Вячеслав Суровцев и Владимир Донской следят за сигналами спутника Земли.