Когда я оправилась от ушиба и была в состоянии отправиться в путь, наступали уже последние дни страстной недели. Мне очень было грустно, что приходилось встретить светлый праздник в море без всего, что мы русские привыкли иметь в эти дни, без кулича, пасхи и красных яиц. Но и тут позаботились побаловать меня. Консул наш неожиданно привез мне вечером, накануне отъезда, на пароход, пасху, красных яиц и кулич, который он испек сам и который вышел превосходный. Это, разумеется, очень обрадовало меня и я могла встретить праздник Пасхи по-русски.
В четыре часа ночи пароход наш «Бельфик» отошел от пристани. На другой день, утром, в одиннадцать часов, я вышла на палубу. Ничего уже не было видно, ни кораблей, ни лодок, ни берегов. День был превосходный, волнение океана едва заметное; но на другой же день волнение начало постоянно увеличиваться. В первый день я видела на палубе много дам; но со второго дня они уже скрылись и в течение девятнадцати суток, которые мы шли до С.-Франциско, я увидела их вновь только за три дня до приезда. Действительно, волнение было так сильно, что на палубу никому нельзя было показаться.
Название «Тихий океан», можно считать ироническим. Сколько ни приходилось мне проезжать морей, нигде не бывает таких постоянных и сильных волнений, как в этом океане: волны на нем так велики, что пароход то совершенно скрывается между ними, то нос его поднимается так, что пароход принимает почти вертикальное положение; при этом набегающие волны громадой своей грозят совершенно поглотить пароход, но наш пароход был великолепно устроен, конечно, в виду этих волнений океана, длинный и узкий; когда он находил на волну, то так рассекал ее, что не долго оставался в воде, и мы, через толстые стекла кают, видели только как вода перебегает через рубку. Над местом, занимаемым рулевым, устроен стеклянный колпак, так что, как бы пароход ни погружался в воду, лоцман может все видеть.
Таким образом, в течение пятнадцати суток волны кидали нас из стороны в сторону. Из женщин одна только я могла есть, все остальные были больны; англичан и американцев так это удивило, что они прозвали меня — женщина-матрос.
Наконец, постоянно усиливавшееся волнение перешло в настоящий шторм; нас вдруг так качнуло, что неожиданно повалилось все и все. Капитан сделался даже заметно озабоченным. Он сошел в нижнюю большую общую каюту и объяснил пассажирам, что так как уже 15 суток нас преследует по этому направлению шторм, который может разразиться ураганом, то он теперь же, раньше обыкновенного, свернет на юг. И действительно, как только пароход изменил направление, часа через два времени, не более, нам представился совершенный контраст того, что было; единственно только в Тихом океане можно встретить такие противоположности: наступила совершенная тишь, море было неподвижно, как зеркало. Дамы конечно обрадовались, вышли на палубу; но их нельзя было узнать — лица испитые, желтые, так подействовала на них буря. Один же японец пострадал так, что умер, как только вышел на берег; впрочем, он был человек болезненный.
Во все время пути я не знала, что пароход вез внизу в трюме 700 китайцев и что между ними свирепствовала страшная черная оспа. Мне это сказали, когда мы уже вышли на берег.
Сан-Францнско. — Отель «Palas». — Предложение австралийского антрепренера. — Концерт и постановка оперы «Трубадур». — Тихо-Океанская железная дорога. — Наглое воровство. — Чикаго. — Нью-Йорк. — Неудача в Филадельфии. — Всемирная выставка. — Отплытие в Англию. — Лондон. — Известие об объявлении войны Турции. — Лондонский театр, — Отъезд в Париж.
В С.-Франциско я остановилась в отеле «Palas». Отель этот содержат негры на паях. Сами пайщики и прислуживают, одетые как настоящие джентльмены, в черные фраки, белые галстуки и безукоризненно белое белье, что составляет оригинальный контраст с их черными физиономиями. В нижнем этаже находится зала, которая служит исключительно приемной и в которой приезжающие ожидают сведений, какие есть свободные номера. Зала прелестна, круглая, покрытая роскошными коврами, украшенная громадными зеркалами, великолепными картинами и богатыми портьерами. Посредине стоит громадный круглый стол, на котором разбросаны всевозможные газеты, журналы, книги. Одним словом, обстановка напоминает дворец. Номера разделяются великолепным мраморным коридором; двор с мраморным полом и покрыт стеклянной крышей.
Сообщение с этажами производится при помощи подъемной машины, устроенной в виде кабинетика с бархатными диванчиками и убранного растениями.
Замечательно, что в С.-Франциско чем квартира выше, тем она ценится дороже, входить же по лестницам не приходится, благодаря подъемным машинам. В отеле «Palas» номера великолепно меблированы, всюду ванны — и т.п., особенно же удивило меня то, что в каждом номере громаднейшая двуспальная кровать. Впоследствии я узнала происхождение обычая ставить подобные кровати во всех номерах, а именно: при основании города, первые жители его были исключительно трудящиеся и им приходилось спать не более четырех часов в сутки, а так как жары там непомерные, то жители устраивали себе такие широкие кровати для того, чтобы, когда от жара спящий захочет перевернуться на другой бок, то может лечь на свежее место. Обычай этот укоренился в С.-Франциско до такой степени, что и теперь даже бедняк спит на широкой постели. Посмотрев несколько номеров, я выбрала себе прекрасное помещение, за которое платила, вместе с завтраком и обедом на двоих, пять долларов в сутки. По желанию, можно обедать за общим столом, в громадных залах, или же в отдельных маленьких комнатках, кому как угодно.
Когда я выбрала номер, мне предложили, если я желаю видеть русские газеты, перейти в первый этаж. Глазам моим представилась целая вереница комнат, поражающих своей роскошью, и которым, казалось, не было конца: дамская уборная, дамский кабинет, гостиная, вся отделанная розовым деревом с золотом (и стены, и мебель); затем читальня, в которой были всевозможные газеты, журналы всего мира; карточная комната, танцевальная зала — все это только для дам, для мужчин же существует другое, вдвое большее помещение.
За обедом меня удивили роскошные туалеты здешних дам; столько бриллиантов, столько драгоценных украшений, что невольно приходило в голову, что же остается после этого надеть для концерта. Но как я узнала потом, здесь одеваются самым роскошным образом только к обеду, или к выходу на прогулку.
Обед состоял из шести блюд; в конце подавали чудные густые сливки и землянику-викторию, величиною по крайней мере с наши крупные сливы; такой я никогда нигде не видывала.
