Первый день марта стал «черным днем Франции»: прусские войска вошли в западные кварталы столицы. После полудня Эмиль Блемон встретил Верлена, когда тот выходил из бюро, и они отправились покататься на корабле до Пуан-дю-Жур. Вернувшись к Пале-Бурбон, они, держась за сердце, наблюдали с моста Согласия, как вразвалку, словно медведи, мимо проходили немцы[169].
Спустя несколько дней Шарль женился на Эмме. Верлен, видимо, не присутствовал на бракосочетании по причинам личной безопасности; в любом случае, он нигде об этом не упоминает.
В то же время г-жа Моте возвратилась в свой дом на улице Николе, а Матильда объявила, что беременна и должна осенью родить.
Внезапно, 18 марта, после того как солдаты Национальной гвардии отказались подчиниться приказу о разоружении, началось вооруженное восстание. В этот день Верлен был на погребении Шарля Гюго, старшего сына поэта, умершего пятью днями ранее в Бордо. Матильда в тот же день хоронила г-жу Шариа, свою бабку с материнской стороны, умершую в возрасте восьмидесяти лет.
28 марта на площади перед мэрией в присутствии семидесяти тысяч солдат Национальной гвардии и огромной толпы простого народа была провозглашена Коммуна. Грохотали пушки, повсюду развевались красные знамена, всеобщая экзальтация достигла пика. «Я, как и все, был полон энтузиазма», — написал Верлен. Он всегда будет с искренним восторгом вспоминать эту революцию, «самую мощную и плодотворную из революций, которые когда-либо украшали Историю». Это было, по словам Виктора Гюго, «святое восстание»[170]. Пораженцы-буржуа оказались в меньшинстве, восторжествовала истинная демократия. В Верлене заговорила лотарингская кровь, он был полон патриотических настроений. К тому же среди руководителей движения было много его друзей: бывший сотрудник мэрии генеральный прокурор Рауль Риго, члены исполнительной комиссии Жюль Андриё и Делеклюз, Лео Майе, член судебной комиссии, Эжен Вермерш, который недавно стал главным редактором воссозданного журнала «Пер Дюшен».
Напрасно правительство Тьера, обосновавшееся в Версале, требовало, чтобы никто из гражданских служащих не подчинялся новому режиму. Поль, несмотря на увещевания матери, которая предпочитала, чтобы он сидел дома, пока все не разрешится само собой, продолжал ходить на службу, как из чувства долга, так и по необходимости. Сидеть дома было бы самым худшим решением. Если он не будет появляться на работе, его поставят под ружье, так как правительством Коммуны был отдан приказ о зачислении в войска всех горожан мужского пола старше девятнадцати лет.
Мэрия в этот период напоминала казарму или командный пункт революционеров: более пятисот солдат Национальной гвардии находились там постоянно, располагаясь на ночь в кабинетах и приемных.
Так как вся прежняя административная структура развалилась, Верлена поставили во главе «Отдела прессы». Он просматривал все версальские газеты («Дебаты», «Конституция», «Пари-Журналь», «Свобода», «Эхо Парижа», «Родина» и другие), из которых вырезал все статьи, касающиеся Коммуны и ее руководителей, равно как и условий жизни парижан, наклеивал их на большие листы бумаги и синим карандашом подчеркивал самое основное. В «Дневнике» братьев Гонкуров в записи за 4 мая 1871 года говорится, что Верлен спас собор Парижской Богоматери, выступив против решения разрушить здание. Вполне возможно, что поэт действительно выразил свой протест, однако, будучи сотрудником низшего ранга, он не мог участвовать в принятии решений по таким вопросам.
Так как Шарль де Сиври был в то время без работы — революция не нуждалась в музыкантах, — Верлен устроил его в одно из подразделений мэрии. Однажды Сиври сказал, что его жена Эмма уедет на два дня, и на это время он переедет к Полю.
Вечером обрадованный Поль зашел за ним в мэрию. По дороге они пропустили по рюмочке, что явно ухудшило настроение Верлена. Придя домой, он вознамерился отослать горничную под каким-то пустым предлогом. Матильда этому воспротивилась, Поль вспылил и стал оскорблять ее. Шарль, который был смущен и огорчен этой сценой, собрался ретироваться, однако Матильда задержала его, села за фортепиано, и вечер закончился лучше, чем можно было ожидать. На следующий день Поль на коленях слезно молил о прощении жену, которая ночью бредила в горячке. С Шарля взяли слово молчать об этом досадном происшествии, но тот ушел сильно обеспокоенный.
Спустя некоторое время г-жа Верлен сообщила печальную новость, которую она узнала от Лепеллетье: умер Люсьен Виотти.
После ранения в ногу во время перестрелки у Э-ле-Роз 29 ноября 1870 года он попал в плен, где заразился оспой. Элиза сообщила также, что, по словам Лепеллетье, Виотти пошел в армию от отчаяния, поскольку он всегда был влюблен в Матильду, подругу его детства. Та была этим очень удивлена и растрогана до слез. Поля эта новость тоже огорчила чрезвычайно, так как он питал к Люсьену горячую и искреннюю симпатию.
Спустя много лет Верлен напишет стихотворение в прозе «Памяти моего друга», посвященное бывшему сопернику: «он умер… жестокой смертью, благородный ребенок, по моей вине, а я не стоил и единой капли твоей крови…» Сожалея о его гибели, поэт в отчаянии восклицает: «О, я, глупец, не сумевший вовремя понять!..»[171] В этом стихотворении, производящем двойственное впечатление, Верлен ставит акцент на физической красоте молодого человека: «И все твое изящное и тонкое двадцатилетнее существо — твоя прелестная голова (голова Марсо, но прекраснее), изысканная соразмерность твоего тела эфеба под одеждой джентльмена — предстала мне сквозь мои медленные стекающие слезы»[172]. Если для Виотти женитьба Верлена и была трагедией, об этом никто не подозревал. Все, что известно со слов Лепеллетье, доказывает лишь глубокое отчаяние молодого человека, претерпевшего поражение в любовном поединке. Он был одним из самых близких друзей Поля. Тот даже собирался устроить его на работу в мэрию, но потом Люсьен покинул всех, уехал в Гавр и прекратил поддерживать отношения с бывшими друзьями. Ослепленный любовью к Матильде, Верлен тогда не понял, почему Виотти уехал, почему в последнее время он был так холоден, отстранен и равнодушен ко всему — «железный человек», прозвали его друзья. Бедняга Виотти, оказавшийся среди «побежденных»…
В воскресенье, 21 мая, все было относительно спокойно. Во второй половине дня в Тюильри состоялся концерт. Верлен в тот день присутствовал на собрании в церкви Сен-Дени на улице Тюренн. Но вечером по городу начали расползаться тревожные слухи: «Версальцы наступают! Они уже близко!» Эти слухи так часто оказывались ложными, что люди уже почти не обращали внимания на крики патрульных гвардейцев «К оружию!».
