— Я прошу подкрепить наш фронт новой танковой армией.
— Помочь ничем не могу. Резервная армия еще не готова. Нужно атаковать собственными силами.
— Тогда я прошу разрешить фронту перенести направление главного удара с юга на север, где мы овладели грядой командных высот. Лютеж — основной плацдарм. Букрин — вспомогательный.
— Это хорошо, что на севере командные высоты наши. Но сможет ли новый плацдарм принести нам успех?
— Сможет. Я убежден, товарищ Сталин, скрытый маневр обеспечит внезапность. Мы будем иметь перевес в силах на месте прорыва и без подкреплений. — Ватутин ждет ответа.
Тишина.
— А если противник обнаружит переброску войск, что тогда? Пустая затея! Надо все взвесить. Ставка и Генштаб подумают. Вы получите директиву. — Негромкий, медлительный голос смолкает.
Ватутин опускает на рычажки трубку.
— Какой она будет? Верховный нами недоволен. А мы наступали как следует в трудной излучине, — задумчиво произносит он.
Ночью Ватутин ворочается в постели, не может уснуть. Два плацдарма не выходят из головы, так и вертятся, словно крылья ветряков. Тревожит и ожидаемая директива Верховного. Вспомнилось, Сталин сказал: «Это хорошо, что на севере командные высоты наши». Очевидно, Ставка и Генштаб учтут обстановку, и Лютежский плацдарм станет главным. Он старательно подсчитывал в уме необходимое для переброски войск время и пришел к убеждению, что на всю подготовку к операции потребуется шесть суток. Это был самый предельно сжатый срок. И постепенно в душу закрадывалось сомнение: сможет ли такое огромное количество боевых машин, пушек, пехоты и кавалерии в самой строгой тайне занять на Лютежском плацдарме свои позиции. Не приведет ли этот смелый оперативный план вдруг к новой неудаче? Хотелось хоть на минуту чем-то отвлечься, уйти от мучительных раздумий. Он взял с тумбочки найденную где-то ординарцем старую книгу. Внимание привлек пожелтевший титульный лист:
«СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ Н. И. КОСТОМАРОВА. РУИНА.
ИСТОРИЧЕСКАЯ МОНОГРАФИЯ».
Он с интересом принялся листать толстую книгу, прочел: «В открытых украинских равнинах свирепствовали бури и вьюги. Тогда от трех до четырех тысяч шведских воинов погибло от невыносимой стужи. Сам король приморозил себе нос и должен был долго тереть его. Пока не возбудил правильного кровообращения».
Ватутин представил себе, как в вихрях снежного бурана движутся шведские латники, вооруженные копьями. С трудом переваливают через сугробы повозки. Едва тащатся пехотинцы. Они укрываются от бьющего в лицо снега за толстыми придорожными вербами и даже залазят в дупла. Конные шведы окоченели, сидя верхом на лошадях, пехотинцы примерзли к деревьям, к повозкам, на которые они облокачивались в последние минуты борьбы со смертью. Только конная группа продолжает путь. Закутанный в меха король усиленно трет рукавицей нос.
За окном сильные порывы осеннего ветра. Льет дождь.
Он перевернул страницу, и она словно высекла искру: «Обходной маневр казачьих полков заставил короля укрыться в укрепленном городке. В Зенькове Карл встретил новый, тысяча семьсот девятый год».
«Обходной маневр! Да, только обходной...» В эту минуту окончательно укрепляется вера в эту операцию. Он вскакивает с постели. Прислушивается к шуму дождя и освещает электрическим светом карту, думает вслух:
— Если придется перебрасывать войска, то трудно будет на марше. Грязь. Дождь. Но нет худа без добра. Пасмурная погода поможет маскировать войска на марше. — Всматривается в заштрихованный красным карандашом Лютежский плацдарм. — Да, он не так уж велик... Если там сосредоточить танковую армию с артиллерийским корпусом, то куда девать конницу? Придется разместить ее на левом берегу... Вблизи мостовой переправы. А КП штаба фронта придвинуть к переднему краю.
Он ложится в постель только перед рассветом и видит во сне сына и дочь.
«Как выросли вы, повзрослели». Он обнимает детей.
Лена просит: «Папа, помоги мне решить задачу». Она взбирается к нему на колени.
Он берет карандаш, проверяет шеренги цифр. Они тут же под рукой превращаются в треугольные флажки, жирные пунктиры, заштрихованные ромбики и стрелы будущих ударов.
«Мне бы решить свою...»
Ватутин просыпается от звонкого петушиного крика. Поднимает брезентовую штору, глядит в окно. Петух на плетне бьет крыльями. Он такой же рыжий, как диск туманного солнца. Митя, охраняющий хату, бросается к нему, взмахивает автоматом, петух перелетает на соседний плетень. Звучит победное «кукареку».
Утренние сводки говорят о наступившем затишье. На плацдармах все притихло, притаилось. Только изредка вспыхивает короткая перестрелка. Ожидая директивы, Ватутин продолжает до мельчайших подробностей продумывать план рокировки войск с левого фланга на правый. Штаб фронта в наивысшей готовности ждет распоряжений командующего. Директива приходит поздно вечером. Ватутина окружают генералы Гречко, Иванов, Крайнюков, Кальченко и Шатилов. Он отрывает взгляд от директивы:
— Ставка Верховного Главнокомандования указывает, что неудача наступления на Букринском плацдарме произошла потому, что не были своевременно учтены условия местности, затрудняющие здесь наступательные действия войск, особенно танковой армии. Нам приказано перегруппировать войска с целью усиления правого крыла фронта, имея ближайшей задачей разгром киевской группировки противника и овладение Киевом. Третьего ноября мы должны нанести главный удар с Лютежского плацдарма. — Командующий смотрит с надеждой на своих помощников. — Время летит, а дел у нас много. — Он делает жест в сторону Иванова. — Быстро — маршруты и график. Вы должны обеспечить беспрерывность движения и усилить охрану фронтовых дорог. Пусть передовые отряды задерживают всех подозрительных лиц. Враг вблизи Днепра наверняка оставил своих лазутчиков. А вы, Андрей Андреевич, — обращается Ватутин к Гречко, — поезжайте к Рыбалко, помогите ему ночью или при густых утренних и вечерних туманах вывести из букринской излучины танковую армию с артиллерийским корпусом и обеспечьте скрытый марш-маневр под Лютеж.
Командующий берет карандаш и, что-то быстро подсчитав на клочке бумаги, смотрит на Кальченко.
— Никифор, дорогой мой Никифор. Надо сделать все возможное и невозможное. Но сделать! За четыре дня подвезти боеприпасы — двести пятьдесят вагонов! И разгрузить, и переправить за Десну и Днепр. Помни, обеспечиваешь всю огневую мощь фронта.
— Подниму весь транспорт, учту каждое колесо. Военные советы армий помогут.
Ватутин тут же распорядился, чтобы днем и ночью на его рабочий стол поступали сводки о передвижении войск. Штабисты докладывали ему о состоянии дорог, мостов и паромных переправ. Но это не удовлетворяло Ватутина. Дождь лил и лил. Дороги на лугах раскисали, низины превращались в болото. Он должен видеть сам войска на марше, проверить лично всю трассу и убедиться в том, что отданные им приказы выполняются точно.
