— Для чего?
— Для успеха восстания, — сказал Домбровский, — нам нужны четыре вещи: участие народа, оружие, искусство драться и единение с русскими революционерами. Народ с нами. Нам удалось поставить военное обучение. Нам обеспечена поддержка русских товарищей. Стало быть, чего нам не хватает?
— Оружия!
— Да! Среди наших крестьянских повстанцев есть отряды косинеров, то есть вооруженных косами, как в XVIII столетии. После неудачи с учебной ротой мы не можем рассчитывать на захват арсенала в цитадели.
— Мы раздобудем оружие в бою! — вскричал Вашковский. — С палками в руках мы добудем винтовки, а с винтовками мы добудем пушки!
— Детские разговоры, — холодно сказал Домбровский. — Слушай меня! Есть другой источник — единственно реальный: покупка. Да, мы можем приобрести за границей современное боевое оружие в любом количестве. Но для этого нужны деньги. Значит, сейчас перед нашей организацией стоит революционная задача: достать деньги.
— Но ведь мы получаем деньги со всей страны…
Домбровский махнул рукой:
— Это капля в море. Нам нужны огромные суммы.
Он сел верхом на стул, скрестил руки на спинке и сказал, глядя своим немигающим взглядом прямо в глаза Вашковскому:
— И мы можем достать их!
— Где?
— В Главном казначействе Царства Польского.
— Кто же нам даст их?
— Никто. Сами возьмем. Слушай меня.
Оказалось, что Домбровский разработал подробный план захвата правительственных денег из казначейства. Не спеша, детально останавливаясь на каждом пункте своего плана, Ярослав рассказал о нем Вашковскому. Там предусматривалось количество исполнителей, способ проникновения в казначейство, транспортные средства, маршрут исчезновения с деньгами, место их укрытия. Вашковский вынул карандаш, собираясь записать для памяти основные вехи плана. Домбровский запретил ему это и заставил тут же заучить план наизусть. А потом приказал повторить вслух. Убедившись, что Вашковский все запомнил, Ярослав сказал:
— О времени исполнения ты будешь извещен. Пока подбирай людей. Но не говори им для чего.
План этот Домбровский покуда хранил в тайне даже от комитета. Он считал себя вправе провести его собственными средствами в силу полномочий, которыми наделил его комитет.
Точно так же, независимо от комитета, было организовано покушение на маркиза Велёпольского. Деятельность этого аристократа становилась все более вредной для дела освобождения Польши. Его осведомленность обо всех начинаниях комитета становилась подозрительной. Для Домбровского было ясно, что в распоряжении Велёпольского были скрытые источники информации. Велёпольский использовал их для того, чтобы парализовать подготовку к восстанию. В руках его, как начальника гражданского управления Царства Польского, сосредоточилась почти неограниченная власть. Ему покровительствовал наместник — брат императора великий князь Константин. Террористические отряды подпольщиков давно подготовили план покушения на маркиза Велёпольского.
Позже Домбровскому стало известно через подпольную контрразведку, что Велёпольский решил, как сам он выразился, «вскрыть нарыв». Под «нарывом» маркиз разумел работу Центрального национального комитета, подготовку восстания, словом, всю революционную деятельность «красных». А средством для этого он избрал рекрутский набор в Польше. Предполагалось призвать в царскую армию под ружье молодежь страны, главным образом городскую. И при этом не оставить в Польше, а направить на военную службу в глубь России. План этот еще только начал разрабатываться в гражданском управлении.
Домбровский решил пресечь его в самом зародыше. Для этого военный отдел Центрального национального комитета во главе с Домбровским перешел к террору: решено было устранить вначале Велёпольского.
Во главе террористической группы были поставлены два варшавских подмастерья Рылль и Жоньца. В ночь перед покушением Домбровский проверял готовность группы. Там было, кроме Рылля, пятеро молодых людей. Один из этих юношей показался Домбровскому знакомым. Он вгляделся.
— Пеля… — прошептал он, изумленный.
Ее волосы были подобраны под шапочку-конфедератку. В мужской одежде девушка казалась выше. Он взял ее за руку. Она не отвела ее. Казалось, она была взволнованна. Рылль по-своему истолковал удивление Ярослава.
— Не сомневайтесь, начальник, — сказал он. — Гражданка — старый боец. Будет работать на славу…
На следующий день результата покушения Домбровский ждал с особым волнением. Оно не удалось. Двое участников были схвачены. Остальным, в том числе и Пеле, удалось скрыться.
Ярослав и Пеля снова начали встречаться. Домбровскому стала бесконечно дорога эта маленькая храбрая девушка. Для Пели Ярослав был богом — могущественным, всесильным, но богом человечным, со всеми его страстями, порывами, даже слабостями. Они решили пожениться и отложили это до победы.
Глава 16
За шаг до восстания
Покушение следовало за покушением. Двадцать первого июня юный варшавянин Ярошинский стрелял в наместника, великого князя Константина. А за неделю до этого едва избегнул казни от руки народных мстителей его предшественник граф Лидерс. Это покушение было осуществлено как месть за смертный приговор Арнгольдту, Сливицкому и прочим революционерам старым другом Домбровского Андреем Потебней.
Лидерс получил анонимное письмо, подписанное: «Глава общества спасения»:
«Если вы утвердите смертный приговор Арнгольдту и Сливицкому, приготовьтесь отправиться на тот свет…»
Смертный приговор был утвержден.
Пятнадцатого июня шестьдесят второго года в половине второго дня граф Лидерс совершал свою ежедневную прогулку по аллеям Саксонского сада. В сопровождении свиты неспешно следовал он среди аккуратно подстриженных газонов и классических статуй, белевших в зелени.
Внезапно из гуляющей толпы, среди которой было немало военных, выделился молодой человек. Это был Андрей Потебня. Он остановился в десяти шагах от Лидерса и выстрелил в него. Лидерс упал. Потебня хладнокровно продул пистолет, положил его в карман, вошел в кондитерскую и вышел из нее другим ходом.
Графа подняли. Гулянье продолжалось. Никто из публики не остановил стрелявшего.
Увидев в тот же день Домбровского и Варавского, Потебня сказал им с чувством глубокого удовлетворения:
— Я вбил ему в башку наших Арнгольдта и Сливицкого!
Поиски ни к чему не привели. Великий князь Константин в бессильном гневе, за которым чувствовался страх, писал императору в Петербург:
