Пожалуй, уместно сделать небольшое отступление и объяснить, кто такой Сабуров: «Е. Сабуров активно подключился к подготовке реалистической, как он сам говорил, программы реформы в минувшем апреле, когда поверил в серьезность намерений политиков-демократов. Тогда же Силаев предложил ему занять все еще пустовавшее место Явлинского, но Сабуров отказался. По его мнению, только располагая конкретными механизмами влияния, а не просто высокой должностью, реальной экономической властью, скажем руководителя Министерства экономики, можно надеяться на проведение реформы.
Когда он возглавил Министерство экономики (15 августа) и получил соответствующее удостоверение (20 августа) ситуация коренным образом изменилась — проводить намеченное можно было уже без Павлова и старого Центра, которых прежде следовало учитывать как важный осложняющий фактор. Но главные идеи оставались в силе: это приватизация с доведением доли частного сектора до 30 % за 2–2,5 года плюс макроэкономическая стабилизация.
Сабуров с самого начала выступал за подписание договора об Экономическом сообществе при условии закрепления в нем ряда принципиальных положений. В их числе — сохранение или создание единого межгосударственного банка для рублевой зоны, свободы передвижения товаров, капиталов, услуг в рамках сообщества и согласованная экспортная и таможенная политика»[70].
Одним словом, по своим убеждениям, мировоззрению он был близок Явлинскому. Перед поездкой в Алма-Ату он приехал к Ельцину в Сочи, показал ему документы. По словам Сабурова, «он (Ельцин. — Прим. авт.) внимательно изучал отдельные статьи проекта договора, оставляя на них свои пометки. Он неоднократно высказывался за подписание этого документа, хотя никто не рассчитывал тогда, что окончательный текст окажется приемлемым для 12 республик. Наделенный полномочиями президента России — а давать или не давать такие полномочия, именно его прерогатива, так как подписывать договор должны главы государств, — я поехал в Алма-Ату»[71].
Однако эти объяснения Сабурову не помогли, а Б. Ельцин отмалчивался в Сочи, предоставив ему самому выбираться из этой путаницы. На заседании парламента Н. Федоров обвинил Е. Сабурова в том, что он «взял на себя ответственность выражать волю народа РСФСР»[72]. Правительство России, осудив Сабурова за его «дерзость», приняло постановление, в котором было записано, что «оно никого не уполномочивало вести переговоры или консультации с представителями суверенных государств»[73]. Это делало недействительной подпись Сабурова под договорами и перечеркивало деятельность и всего Комитета, и Г. А. Явлинского. Он пытался заступиться за Сабурова, но тщетно.
Григорий Алексеевич на совместном заседании палат упрекал депутатов в том, что они в течение одного года дважды изменили подход к сохранению Союза. Если совсем недавно они вели речь о примате экономических связей, то нынче вновь поднимается вопрос о предварительном заключении политического союза. «Если опять политику ставить впереди экономики, то паралич народного хозяйства нам будет обеспечен уже к весне»[74].
Говоря так, Г. Явлинский сеял смуту в душах и умах государственных мужей. Он пытался внушить им, что они, отрицая подписание договора, действуют отнюдь не в интересах России, старательно объяснял им значимость этого договора для судьбы страны. Дабы прекратить «вредное» действие речи Г. Явлинского на коллективный ум парламента, председательствующий напомнил ему о пятиминутном регламенте. На что Григорий Алексеевич тут же парировал, грустно уходя от микрофона: «Неужели вы надеетесь развязать этот узел за считанные минуты?»[75]
В другой раз у него было больше времени. Он прочитал доклад. Доклад был интересным, вызвал сочувствие и понимание. Приведу его полностью:
— Чаще всего противники заключения договора апеллируют к тому, что республикам легче выходить из кризиса в одиночку. Расчеты показывают, что цена освобождения — цена в буквальном чисто финансовом смысле этого слова — многократно перекроет стоимость приведения законодательства и нормативных актов республик в соответствие с общей договоренностью. Сегодня все без исключения республики охвачены нарастающим спадом производства. Ожидается, что в 1991 году объем национального дохода в целом по стране снизится на 15 %. Важнейшими причинами этого является разрыв хозяйственных связей, нарушение обязательств по поставкам продукции, несогласованность действий республик. Расплачиваться за обособление республик и регионов приходится и дальше придется их населению, которое и так не очень-то, мягко говоря, богато. Ни одно суверенное государство не имеет сейчас бюджетных средств, чтобы компенсировать эти потери. Кроме того, хотелось бы обратить внимание на один чисто системный момент: выходить из любого кризиса с чисто экономической точки зрения тем легче, чем шире рынок. 99 % нашей продукции неконкурентоспособна на мировом рынке, а остальное продается там по демпинговым ценам. Для наших же производителей нужен постоянный рынок сбыта продукции, иначе они просто не могут развиваться. И этот рынок может быть пока только внутрисоюзным.
Разрезав связи, которые сложились за 70 лет, большинство республик не найдет достаточно внутренних резервов, чтобы выйти из кризиса. Сегодня экономические взаимосвязи республик интенсивнее связей Европейского экономического сообщества. Например, в 1989 году объем межреспубликанского обмена отечественной продукцией составил 20 % от валового национального продукта СССР, а аналогичное соотношение взаимосвязей стран — членов ЕЭС — 16 %. Поэтому уповать на то, что размежевавшись, мы сразу заживем лучше, наивно и безнадежно.
Второй довод, который присутствует постоянно, — то, что отдельные республики обирают друг друга и грабят ресурсы. Характерно, что абсолютно все считают себя ограбленными. И это на самом деле так и есть. Только грабили друг друга не республики, грабила их та система, которая существовала. Поэтому при самых минимальных различиях все оказались нищими.
В условиях рынка грабежа ресурсов просто не может быть, потому что никто не в силах приказать республике, производителю, живущему в ней, отдать свой товар, не считаясь с экономической целесообразностью. Движение ресурсов при рыночных отношениях регулируется свободными ценами, свободой хозяйственных связей и интересом производителя.
Что касается якобы попрания договором республиканских суверенитетов, то эта мысль порождена ложным представлением о суверенитете как о верховенстве местных решений над общими. Подписывая любой международный договор, мы, тем самым, признаем, что принятые нами обязательства выше, чем внутренние. И после этого проводится работа по приведению внутреннего законодательства в соответствие с достигнутыми договоренностями. Иначе не было бы смысла в международных соглашениях.
