— Потрясающе. Ни разу не видела мужчины с такой гладкой кожей. Будто полированный мрамор.
Я сказала, что кожа у него не такая уж гладкая. Бабушка продолжала:
— Да, и он крепкий, твердый, как статуя. Уверяю тебя, совсем как статуя.
Думаю, манера Пабло глядеть на людей своими острыми, темными глазами очаровывала их и даже могла создавать впечатление чего-то гладкого. Во всяком случае, их мнения друг о друге остались неизменными.
Помимо нежелания покидать бабушку и всех прочих причин, серьезных и надуманных, моему переезду к Пабло препятствовала сохранявшаяся между ним и Дорой Маар связь. Разумеется, он уверял, что ни к кому так не привязан, как ко мне. Говорил, что дал Доре понять — между ними все кончено. Видя, что я не хочу верить его словам, он настойчиво приглашал меня отправиться к ней вместе с ним, самолично убедиться. Этого мне не хотелось совсем. Но он продолжал настаивать.
Через несколько недель после знакомства с моей бабушкой Пабло однажды утром подъехал вместе с Марселем к дому, чтобы отвезти меня на выставку французских гобеленов, где демонстрировалась знаменитая серия «Повелительница единорога» Уходя с выставки, мы остановились у стенда в центре взглянуть на бивень нарвала, ближайшего к представлению о единороге существа. Зал был почти пуст, но прямо перед нами я увидела Дору Маар, разглядывающую один из гобеленов. Ощутила легкое беспокойство, но Пабло, казалось, обрадовался встрече с ней и стал расспрашивать ее о выставке. После обсуждения гобеленов он спросил, глядя ей прямо в лицо: «Что скажешь насчет обеда вместе?» Когда она приняла приглашение, мне показалось, она сочла, что «вместе» означает вдвоем с ним. Тут Пабло сказал:
— Замечательно. Вижу, у тебя широкие взгляды. Раз так, я везу вас обеих в ресторан «У Франсиса».
На лице Доры отразились удивление и разочарование, но она промолчала. Мы втроем вышли к машине, где ждал Марсель, и поехали к площади дель Альма. Во время этой недолгой поездки Дора, насколько я поняла, оценила положение и пришла к выводу, что дело, судя по всему, вступило в нежелательную для нее фазу. Мы вошли в ресторан, сели и принялись изучать меню.
— Не возражаешь, если я закажу самое дорогое? — спросила Дора. — Надеюсь, право на какую-то роскошь у меня все еще есть.
— Пожалуйста, — ответил Пабло. — Заказывай, что угодно.
Дора заказала икру и все, что к ней подходило. Постоянно вела очень остроумный разговор, но Пабло над ее остротами не смеялся. Зато когда я пыталась сказать что-то более-менее умное, чтобы не оставаться совсем в тени, его вдруг обуревал неудержимый смех, что становилось неловко. До конца обеда он донимал Дору вопросами: «Разве она не чудо? Какой ум! Правда, я открыл поистине яркую личность?». Мне казалось, радости они Доре не прибавляли.
Когда мы поели, Пабло сказал ей:
— Дора, тебе не нужно, чтобы я вез тебя домой. Ты уже большая девочка.
Дора не улыбнулась.
— Разумеется, нет. Я вполне способна добраться домой сама. А вот тебе, кажется, нужно льнуть к маленьким. Думаю, пятнадцати минут хватит, чтобы почувствовать себя мужчиной.
Иногда, когда я приходила к Пабло после полудня, он предлагал пообедать вместе. Мне не особенно хотелось показываться с ним в ресторанах, поэтому либо Инес, горничная, что-нибудь стряпала нам, либо Пабло забирался в обильный запас консервов, накопившийся от подношений американских солдат, приходивших к нему во время Освобождения, и находил что-нибудь съедобное. Однажды вечером, когда мы разделались с порцией неизменных венских колбасок, Пабло сказал:
— Прогуляемся перед тем, как поедешь домой. Я подышу свежим воздухом, а потом снова примусь за работу. Давай пойдем в кафе «Флора».
Идти туда мне хотелось меньше всего; я знала, что там будет много знакомых, и на другой день все узнают, что нас что-то связывает. Когда объяснила это ему, он сказал:
— Ты права. В таком случае просто прогуляемся по бульвару Сен-Жермен.
Я отказалась; на этом бульваре мы бы скорее всего встретили тех же самых людей, идущих в кафе или оттуда.
— Да, верно, — согласился он. — Ладно, тогда пройдемся до улицы дель Аббе.
Я сказала, что когда дойдем до конца улицы, идущей параллельно бульвару, то окажемся в одном квартале от «Флоры».
— Тебе трудно угодить, — сказал Пабло. — Послушай. Мы не станем заходить внутрь; просто постоим снаружи, посмотрим.
Я наконец сдалась. Тогда еще не было крытой галереи, которая теперь работает возле «Флоры» в теплую погоду. Все сидели внутри. Когда мы пришли туда, Пабло сказал:
— Я только загляну в окно. Никто меня не узнает.
Но едва заглянул, произнес:
— О, там сидит с друзьями Дора Маар, она наверняка меня видела. И если мы не войдем, сочтет это очень странным.
Мы вошли. Пабло в превосходном настроении подошел к столу, где сидела Дора, и обратился к ней:
— Увидел тебя и решил зайти, поздороваться. Давно ведь не виделись. Франсуазу ты помнишь.
Моего присутствия Дора не заметила, но сказала, что если он только хотел увидеть ее, незачем было так далеко ходить; можно было зайти к ней в расположенную за углом квартиру.
— Конечно, — ответил Пабло, все еще исполненный хорошего настроения. — У тебя было бы гораздо лучше.
— Почему бы нет? — сказала Дора, видимо, опять предположив, что он имеет в виду только себя и ее. Когда мы вышли, Пабло сказал:
— Видишь? Она приглашает нас в гости.
Я ответила, что поняла это не так. И в любом случае не пойду к ней.
— Еще как пойдешь, — сказал Пабло. — Я так решил. Во-первых, мне надо кое-что с ней уладить, во-вторых, хочу, чтобы ты услышала от нас обоих, что между нами больше ничего нет.
Примерно неделю спустя Пабло подстроил еще одну «случайную» встречу с Дорой Маар во «Флоре». На сей раз он сказал, что хочет поговорить с Дорой через час у неe в квартире. Я страшилась этого визита. Сказала Пабло, что не хочу идти туда, но он не стал слушать. Когда мы появились, она недобро взглянула на нас, но держалась очень сдержанно. Чтобы разбить лед, Пабло попросил Дору показать нам кое-что из ее картин. Она показала пять или шесть натюрмортов. Я сказала, что нахожу их очень красивыми. Дора обратилась к Пабло:
— Мне кажется, вы пришли ради чего-то другого.
— Совершенно верно, — ответил он. — Ты знаешь, в чем дело. Я только хочу, чтобы Франсуаза это услышала. Она не хочет жить вместе со мной, так как думает, что окажется захватчицей твоего места. Я сказал ей, что между нами все кончено, и хочу, чтобы ты это подтвердила, дабы она поверила. Ей не дает покоя собственная ответственность во всем происходящем.
