И Чернышевский не случайно в «Очерках гоголевского периода русской литературы» (1855–1856 годы), отмечал прошлое единство «лучших людей молодого поколения 40-х годов».
В своей статье автобиографического характера, «Необыкновенная история», Гончаров вспоминал о том времени:
«…Я жил в тесном кругу, обращался часто с литераторами и с одними ими, и сам принадлежал к их числу, то, конечно, мне лучше и ближе видно было то, что совершалось в литературе: как мысли — о свободе проводились здесь (то есть в Петербурге. — А. Р.) и в Москве Белинским, Герценом, Грановским и всеми литературными силами совокупно, проникали через журналы в общество, в массу, как расходились и развивались эти добрые семена…»
Гончаров искренно разделял эти гуманные стремления и питал глубокую симпатию к «светлому кругу» деятелей тридцатых-сороковых годов, которым, по его словам, приходилось «рассеивать мрак не одного эстетического неведения», но «ратовать против многообразного зла еще в принципах, вроде, например, того, что помещики не имеют права грабить и засекать крестьян, родители считать детей, а начальники подчиненных своей собственностью», «взывать к первым, вопиющим принципам человечности, напоминать о правах личности».
В этих строках Гончарова слышится живое воздействие идей знаменитого письма Белинского к Гоголю.
* * *
Влияние Белинского на русскую общественную жизнь и литературу было огромно. Его критика, говоря его же словами, «содействовала… процессу общественного сознания». На его идеях воспитывалось целое поколение русских людей и вся передовая русская литература.
Благодаря Белинскому встал на путь критического реализма и Гончаров.
Правда, с Белинским он познакомился и лично сблизился только лишь в 1846 году, то есть с того момента, когда рукопись «Обыкновенной истории» стала читаться в кругу Белинского. Но симпатии к Белинскому и пристальное внимание к его критической деятельности возникли у Гончарова много ранее. Как ученик Надеждина, Гончаров, конечно, не остался равнодушен к «Литературным мечтаниям» Белинского. В этой статье Белинский с новых идейных позиций продолжил критику романтизма, казенно-патриотической и псевдонародной литературы, начатую Надеждиным.
Гончаров указывал на то, что именно Белинский помог ему осознать истинное значение творчества Гоголя и Лермонтова. «Только когда Белинский, — замечает Гончаров в одном из своих писем, — регулировал весь тогдашний хаос вкусов, эстетических и других понятий и проч., тогда и мой взгляд на этих героев пера (Лермонтова и Гоголя) стал определеннее и строже. Явилась сознательная критика…»[76] Уже в первой повести Гончарова, «Лихая болесть», сказалось творческое внимание к Гоголю. Критические выступления Белинского против ходульного романтизма произведений Марлинского, как уже говорилось, очень помогли Гончарову, когда он писал другую свою повесть — «Счастливую ошибку». Под влиянием Белинского в тридцатых годах у Гончарова еще более окрепло то резко отрицательное отношение к Булгарину, как представителю реакционной литературы, которое воспитали в нем Пушкин и Надеждин. И в «Лихой болести» и в «Счастливой ошибке» содержатся резкие выпады против Булгарина (Фиглярина).
Но особенно много почерпнул для себя Гончаров как художник и прежде всего как автор «Обыкновенной истории» из статей Белинского периода сороковых годов. Статьи Белинского раскрыли перед ним со всею глубиною историческую преемственность традиций русской литературы, органическую идейную и художественную связь Пушкина и Гоголя, разоблачили реакционный романтизм в жизни и литературе, ложные, чуждые идеям прогресса теории славянофилов.
Статьи Белинского помогли Гончарову твердо стать на путь реализма в творчестве. «Искусство, — писал Белинский, имея в виду передовое реалистическое искусство, — есть воспроизведение действительности во всей истине». Он призывал русских писателей ко все более и более тесному сближению с жизнью, учил изображать жизнь и при том именно русскую жизнь, «как она есть», то есть со всеми присущими ей противоречиями. Белинский страстно боролся за то, чтобы наша литература стала вполне национальною, оригинальною и самобытною, чтобы сделать ее зеркалом русского общества, «одушевить ее живым национальным интересом».
Этим «живым национальным интересом» тогда была борьба против крепостничества и отсталости.
Враги Белинского обвиняли его и следовавших за ним писателей критического реализма в огульном отрицании действительности, в том, что они будто бы все изображают «с дурной стороны». Но Белинский вовсе не был сторонником нигилистического отрицания действительности. Его отрицание исходило из определенного положительного общественного идеала. «Всякое отрицание, — говорил он, — должно делаться во имя идеала». За критикой отрицательных сторон действительности у Гоголя и Белинского, как и других писателей этого направления, чувствовалась вера в громадные силы и способности русского народа, в великое будущее России.
Белинский говорил о возможности появления со временем положительного героя в литературе, когда его образы будут встречаться в самой действительности и когда выдумывать его не придется. Великий критик провидел, что «привычка верно изображать отрицательные явления жизни даст возможность тем же людям или их последователям, когда придет время, верно изображать и положительные явления жизни (курсив мой. — А. Р.), не становя их на ходули, не преувеличивая, словом, не идеализируя их риторически».[77] И такое время действительно пришло…
В статьях Белинского многие русские литераторы, в том числе и Гончаров, находили ответы на те вопросы, которые глубоко волновали тогда русское общество и литературу. Печатная критика Белинского немало помогла Гончарову и в разработке замысла нового романа «Обыкновенная история» и в его блестящем осуществлении.
* * *
Над романом «Обыкновенная история» Гончаров работал в течение трех лет. В очерке «Необыкновенная история» он писал: «Роман задуман был в 1844 году, писался в 1845, и в 1846 мне оставалось дописать несколько глав».
Следует, однако, несколько уточнить эти сведения: роман не только был задуман в 1844 году, но тогда же в значительной части и написан, что подтверждается одним из близких знакомых семьи Майковых — А. В. Старчевским, который получил приглашение Майковых «прийти слушать повесть Ив(ана) Ал(ександровича)», читанную им до этого уже «дважды».
Это чтение описано Старчевским: «…Я явился в семь часов вечера к Майковым и застал там всех наших знакомых. Спустя четверть часа Ив(ан) Ал(ександрович) начал читать свою повесть. Все мы слушали ее со вниманием. Язык у него хорош; она написана очень легко и до чаю прочитано им было порядочно. Когда разнесли чай, начались замечания, но они были незначительны и несущественны. Вообще, повесть производила хорошее впечатление. Чтение продолжалось несколько вечеров сряду, и, по мере ближайшего знакомства с действующими лицами, все чаще и чаще становились замечания… Ив(ан) Ал(ександрович) обратил внимание на некоторые замечания самого младшего из нас, Валерьяна Майкова, и решился сделать изменения в повести «Обыкновенная история», сообразно с указаниями молодого критика. Конечно, Ив(ан) Ал(ександрович) во время чтения своей повести при многочисленном обществе сам лучше других замечал, что надобно изменить и исправить, и потому постоянно делал свои отметки на рукописи, а иногда и просто перечеркивал карандашом несколько строк. Но все же переделка эта потребовала немного времени, потому что, спустя несколько дней, опять назначено было вторично прослушать «Обыкновенную историю» в исправленном виде».[78]
