Когда я размышлял над этой проблемой, мне внезапно пришла в голову мысль об очень простом устройстве, которое позволило бы сделать эхоайсбергомер способным показывать, находится ли препятствие впереди корабля, выше или ниже той глубины, на которой идет подводный корабль. Я долго обсуждал эту мысль с оказавшимся рядом со мной Роусоном. Он внес некоторые дополнения к моему предложению, и после этого у меня появилась полная уверенность в том, что прохождение следующей подводной лодки этим путем будет намного облегчено.
В конце галса в восточном направлении мы повернули на юг, прошли три мили и снова взяли курс на запад для получения еще одной линии промеров. Полученные нами первые две линии глубин показывали, где следует ожидать опасность или затруднения при переходе.
Почти точно в рассчитанное нами время глубины начали уменьшаться, и линия на регистрирующем приборе эхолота поползла вверх. Я приказал уменьшить глубину погружения до тридцати метров. При этом я заметил, что все находившиеся в центральном посту старались подавить охватившее их чувство приближения опасности. Конечно, одно дело сидеть, так сказать, за рулем машины, мчащейся по опасной дороге, и совсем другое — быть беспомощным пассажиром на ней. Мне было приятно сознавать в этот момент, что я командую кораблем.
Настало время делать следующий поворот. Мы прошли полторы мили на юг и опять повернули на восток, чтобы произвести промер на последнем галсе в проходе между островами. На третьем галсе, по сравнению с первыми двумя, глубины указывали на то, что этот путь обещал быть еще более мелководным. Так оно и оказалось.
Дважды мне пришлось подвсплывать и уменьшать глубину погружения, чтобы сохранить минимальный запас чистой воды под килем. Однажды я вынужден был даже отвернуть в сторону, так как эхоайсбергомер внезапно показал, что корабль не пройдет над находившейся впереди по курсу подводной возвышенностью. В два часа пятнадцать минут дня глубины уменьшились еще раз, и казалось, настолько, что мы не сможем пройти, не зацепив дна. Я всплыл сначала на глубину тридцать метров, затем — на двадцать четыре, потом на весьма опасную глубину — восемнадцать метров, пока эхоайсбергомер не показал, что мы сможем пройти. На этот раз глубина была столь небольшой, что пройти над ней я решил только после определения места корабля. Конечно, мы могли бы повернуть снова на север и пройти по уже испытанному нами пути, но тогда ширина прохода осталась бы неисследованной.
Всплывая на поверхность, мы подвергли себя еще одному тяжелейшему испытанию. Из-за сильного ветра и очень высокой волны удерживать корабль на курсе было совершенно невозможно. Волны с такой силой перекатывались по палубе и захлестывали мостик, что я решил не выпускать на него никого. Мы приложили весь свой опыт и умение, чтобы удерживаться в перископном положении, пока штурман брал пеленги радиолокатором, а Брюер фотографировал пеленгуемые объекты. Льда в пределах видимости не было.
Полученное обсервованное место оказалось очень близким к счислимому. Мы снова погрузились и продолжили наш путь. Эхолот показывал весьма переменные глубины до тех пор, пока мы не прошли весь путь. Таким образом, мы зафиксировали проход, которым подводные лодки смогут пользоваться в течение всего года, однако трудности, которые они встретят при форсировании прохода подо льдом, будут огромными. Поэтому конструктивные изменения эхоайсбергомера совершенно необходимы.
Бёркхалтер был чрезвычайно оживлен. Он получил неопровержимые доказательства того, что острова нанесены на карту неправильно. Я проверил его вычисления — они были точны.
Рабочий день оказался для нас очень большим. Я передал управление лодкой Стронгу, а сам отправился в кают-компанию поболтать с Робертсоном. «Сидрэгон» шел теперь к новому месту, чтобы исследовать проход между двумя другими островами.
Утром следующего дня, войдя в центральный пост, я сразу же подошел к штурманскому столику, у которого застал Стронга, внимательно изучавшего предстоящий путь «Сидрэгона».
— Мы только что сделали поворот, чтобы выйти на намеченный курс, сэр, — доложил он мне с готовностью. — Глубины все еще большие, — добавил он и в соответствии с требованиями устава четко отрапортовал мне место корабля, курс, скорость хода, глубину погружения, ледовую обстановку и сведения о материально-технических запасах на корабле.
— Управление кораблем принимаю на себя, — ответил я Стронгу все тем же уставным языком и занял свое место на перископной площадке.
Включив микрофон корабельной трансляции, я объявил всему экипажу:
— Внимание! Говорит командир. Мы начинаем сейчас обследование еще одного пути, чтобы установить, имеется ли в проливе Барроу проход, более пригодный для плавания подводных лодок, чем тот, который мы нашли вчера. Судя по карте, на нашем пути может оказаться мелководье, а над нами в любой момент может появиться паковый лед, поэтому всему экипажу необходимо быть готовым к любым неожиданностям.
В центральном посту сразу же после этого воцарилась напряженная тишина. На какой-то момент я даже подумал: «Не переборщил ли я и не напугал ли людей?» Однако почти тут же убедился, что на лицах людей были вовсе не тревога и не страх, а сосредоточенность и твердая решимость.
Время шло медленно. Глубины постепенно уменьшались, но были все еще достаточно большими. Я то и дело подходил к карте и с беспокойством поглядывал на появлявшиеся на ней новые отметки глубин. Единственное, в чем я мог в этот момент быть уверенным, — что приборы все еще показывают большую глубину, что мы по-прежнему идем тем же курсом и что над нами бушует шторм. Устойчивой семиузловой скоростью наш корабль продолжал двигаться по направлению к узкому проходу. В результате влияния течений и других причин нас вполне могло снести в любом направлении. Я попытался подсчитать максимально возможный снос, но с течением времени несоответствие между счислимым и фактическим местом, если такое существовало, несомненно, увеличивалось.
В четырнадцать сорок пять я решил всплыть и проверить место корабля. Дно по-прежнему было весьма неровное, но глубина — сравнительно большая. Если не считать уменьшения глубины примерно на пятьдесят метров, никаких других изменений не произошло, и мы как будто вовсе и не двигались. Несмотря на продолжавшийся сильный шторм, мы благополучно всплыли, и Бёркхалтер быстро получил место корабля: невязка оказалась незначительной.
К завтраку мы благополучно прошли через пролив Барроу еще раз. Не оставалось никаких сомнений, что мы нашли новый проход, значительно более глубокий, чем тот, который мы исследовали вчера. Я с радостью сообщил об этом экипажу и выразил всем благодарность. Теперь нам оставалось установить ширину прохода.
