Что касается Франца Фердинанда, он, конечно, не предполагал, что императорский двор будет использовать морганатический статус его супруги, чтобы унижать ее. Конечно, он предполагал, что впереди ждут определенные трудности, но разве время не сможет смягчить их? Он, видимо, считал, что первоначальные протесты против его супруги быстро сойдут на нет после того, как Императорский двор сможет увидеть ее достоинства. А если и нет, то, положа руку на сердце, как долго еще сможет прожить его дядя? Еще несколько лет, болезненных лет, но и они в конце концов пройдут.
На что же надеялись Франц Фердинанд и София? Конечно, не на то, что она сможет стать императрицей, это понятно. Но вполне вероятно, они рассчитывали на то, что настанет время, когда все будут относиться с уважением к жене эрцгерцога. Это был вопрос уважения Софии как жены-консорта наследника престола. Слишком многие считают, что они надеялись избавиться от морганатического статуса в свое время, когда на самом деле это был вопрос соответствующего уважения и отношения. Когда этого не произошло, Франц Фердинанд пришел в ярость, говорили, что он якобы вел список тех, кто не оказывал Софии соответствующего уважения. «Они еще узнают меня, — писал он, — когда я стану императором!»
Понимание того, что положение Софии в Вене вряд ли улучшится, сильно угнетало Франца Фердинанда. Как говорил его друг, он «сильно страдал из-за условий, сложившихся в результате неравного брака». София, со своей стороны, старалась успокоить его. Она как-то призналась, что это для нее так важно потому, что она не могла видеть Франца Фердинанда, испытывающего душевные раны. Как бы то ни было, она внешне спокойно переносила оскорбления, наносимые ограничением ее прав. Ее правнучка принцесса Анита объясняет это спокойствие «ее, по сути, спокойным характером и глубокой верой в Бога. Она также никогда не была так больна, как он. Ее единственная цель заключалась в том, чтобы сделать его счастливым».
В начале 1901 г. София узнала, что беременна, и уехала в Конопишт для рождения первого ребенка. В среду 24 июля, когда у его жены начались схватки, эрцгерцог в волнении провел несколько часов, меряя шагами комнату за дверьми ее спальни. Софии было тридцать три года, и хотя при родах присутствовали ее сестра Антония, доктор по имени Лотт (Lott) и акушерка Кэролайн Вовед (Caroline Woved), Франц Фердинанд позже признался, что он был «полуживой от страха» на протяжении всех родов. Наконец плач ребенка возвестил, что все закончилось: у Софии родилась дочка. Роды были сложными, и молодая мать оказалась на неделю прикована к постели, а Франц Фердинанд ежедневно осыпал ее розами. «Простите, что я пишу с помощью карандаша, — объяснял он Айзенменгеру, — но я пишу сидя на кровати моей жены, ей уже лучше. Слава Богу, что все благополучно закончилось, хотя роды были трудными. Но д-р Лотт выполнил свою работу прекрасно, и мы в восторге от нашего малыша — он восхитительный и сильный ребенок». Эрцгерцогиня Мария Тереза примчалась в Конопишт и стала крестной матерью нового младенца. Девочку окрестили как София Мария Франциска Антония Игнатия Альберта, принцесса Гогенберг. В семье ее звали Маленькая София и Пинки.
София Гогенберг (1901–1990) — Маленькая София
После рождения дочери и лечения Софии в Вене Франц Фердинанд стал еще более возмущенным неподобающим отношением к его супруге. Столица была не самым лучшим местом для них с постоянными угрозами прервать сложившуюся идиллию. Эрцгерцог принял судьбоносное решение, которое только отдалило его от своих будущих подданных. Замшелый императорский двор ничего не мог дать для них и сулил только неприятности. Начиная с 1901 г. эрцгерцог и его принцесса старались проводить как можно меньше времени в Бельведере и появлялись там только тогда, когда это требовали официальные обязательства. Вместо этого они нашли утешение и смысл жизни в семейном кругу, закрывшись в нем от враждебного мира. «Моя Софи, — признавался эрцгерцог, — все для меня в этом мире. Она — моя радость и мое будущее. Я просто не могу себе представить свою жизнь без нее!»
29 сентября 1902 г. во время пребывания в Бельведере Софи родила второго ребенка. На этот раз это был сын, Максимилиан Карл Франц Майкл Хуберт Антон Игнатий Иосиф Мария, урожденный принц Гогенберг и, как и его сестра, обладавший после рождения правом на титул «Высочество». «Уважаемая леди и ее ребенок в добром здравии», — писала одна венская газета. У ребенка даже был крестный отец из Габсбургов — дядя Франца Фердинанда, эрцгерцог Карл Стефан. Во время крещения ребенка в маленькой часовне в Бельведере отец Лауренц Майер (Laurenz Mayer), священник из императорского дворца Хофбурга, бывший личный духовник императора и человек, обладающий религиозными и официальными полномочиями, сделал необдуманный комментарий, который принес Францу Фердинанду и Софии бесконечные неприятности. В каноническом праве, произнес Майер, нет ни одного положения, которое позволило бы отцу отказаться от прав еще не рожденного ребенка. Поскольку именно это сделал эрцгерцог в 1900 г., как продолжал дальше Майер, следовательно, его клятва недействительна и Макс имел право претендовать на престол. Эти безрассудные слова пронеслись по всей Вене и «бросили тень на Франца Фердинанда».
Максимилиан Гогенберг (1902–1962)
Сплетни вспыхнули с новой силой в 1904 г., когда 27 мая в Конопиште родился второй сын, Эрнст Альфонс Франц Игнац Иозеф Мария Антон. Никто не знал, что думать: будут ли эти сыновья править империей после своего отца? Высказывалось даже предположение, что папа римский мог признать недействительными обеты, данные Францем Фердинандом в 1900 г., и, таким образом, расчистить дорогу к трону для его сыновей. Эта идея повергла Франца Иосифа в ужас. «Я не могу не опасаться того, — якобы сказал он, — что когда я умру, мой племянник откажется от всех своих обещаний относительно права наследования его детей от этого брака и, таким образом, нарушит законную линию наследования престола. Едва ли нужно говорить о том, что это будет значить. В моем Доме будут посеяны семена раздоров».
Эрнст Гогенберг (1904–1954) — младший сын Франца Фердинанда и Софии
Эти слухи и спекуляции помещали одного человека в центр всего водоворота: Франца Фердинанда. Эрцгерцог не отказался от своих клятв именно потому, что это религиозные клятвы. Его «глубоко религиозные чувства, — настаивал Айзенменгер, — не позволят даже появиться такой мысли, как возможность нарушить присягу». Сейчас даже противники эрцгерцога соглашались в том, что он «был человеком чести и хорошим католиком, не способным нарушить клятву, данную на Библии». Когда спрашивали самого Франца Фердинанда, он давал такой же ответ: его детям предначертано быть аристократами, землевладельцами, «не имеющими материальных забот и умеющими радоваться жизни», — но не более того. Про «корону Габсбургов» эрцгерцог как-то сказал: «Это терновый венец, и нет никого из рожденных, кто был бы ему рад. Отказ от моего отречения никогда не будет даже рассматриваться!»
