Шмоллер был разочарован, когда я сообщил, что не располагаю временем переводить свою диссертацию на немецкий язык. У меня не было ни машинистки, ни стенографистки. Половина диссертации состояла из цитат на английском. Невозможно было заново переписывать эту работу и переводить их все. Новая работа не оставляла мне времени для этого. В итоге были напечатаны лишь обычные три сотни экземпляров диссертации. Сейчас они хранятся в библиотеках, куда были отправлены.
1880-е годы стали свидетелями начала большого экономического смятения. Оно началось с осознания того, что одна лишь земля Германии больше не сможет обеспечить производство сельскохозяйственной продукции, способной прокормить растущее население. Германии следовало импортировать зерно и добыть необходимую валюту для этого посредством экспорта промышленных товаров.
Это стало поводом для политического противодействия части фермерских кругов, которые требовали введения протекционистских пошлин в отношении дешевого иностранного зерна. Это стало началом соперничества в экспортной торговле между Германией и конкурирующими иностранными промышленными державами за обладание мировыми рынками.
Генерал фон Каприви, сменивший Бисмарка на посту канцлера, резюмировал положение Германии в следующем впечатляющем заявлении: «Нам нужно экспортировать либо людей, либо товары». Всю Центральную Европу от мыса Нордкап до залива Таранто постигло то же бедствие: не хватало земли для прокормления увеличившегося населения. Даже непомерно высокие пошлины оказались бессильными изменить сложившиеся условия. Эмиграция или экспорт — этот вопрос приобрел решающее значение. Германия выбрала второй путь: ценой за увеличение ее населения был риск конфликта с другими странами. Она вышла победителем из экономической борьбы за соответствующую долю мировых рынков, но не смогла отвратить сопутствующую политическую угрозу.
То, что эта борьба не всегда велась Германией верным политическим оружием, было доведено до нашего сознания последствиями двух мировых войн.
Когда я еще посещал институт Шмоллера, другой авторитет — профессор Ганс Дельбрюк, редактор «Прусского ежегодника», — попросил меня писать для его издания. В течение десяти лет я посылал в этот солидный ежемесячник рецензии на книги и статьи. Вслед за Шмоллером Ганс Дельбрюк стал моим бесценным учителем, ему я обязан также отдать долг признательности за ценный опыт в период моего становления. Дельбрюк был не социалистическим доктринером, но политиком, живо заинтересованным в политическом развитии Германии. Он считал себя представителем одной из либерально-консервативных группировок, хотя придерживался по многим вопросам совершенно независимых, непартийных взглядов.
Работа в «Ежегодниках» дала мне возможность определить свою позицию по текущим вопросам торговой политики. В своей первой статье (февраль 1901 года) я уже сформулировал две идеи в отношении споров вокруг «хлебного рэкета» и «протекционистских пошлин». Первая идея заключалась в том, что потребитель смирится с высокими пошлинами на зерно, на чем настаивают фермеры, и может позволить себе это только при условии, что эти пошлины будут уравновешены гарантиями расширения экспорта и постепенного, ожидаемого повышения заработной платы. Суть второй идеи состояла в том, что даже более значительный, чем действующий, тарифный уровень повлечет за собой ответное закрепление тарифов на продолжительный период, которое сделает возможной устойчивую стабилизацию условий существования различных экономических кругов. «Существенный вопрос заключается в том, — утверждал я, — что мы сможем заключать новые соглашения, несмотря на высокую пошлину на зерно и независимо от того, поднимет ли пошлина цену на хлеб и до какой степени. Если мы заключим новые торговые соглашения независимо от пошлины, то сможем уверенно полагать, что будем ожидать дальнейшего периода экономического процветания, который также даст нам возможность есть хлеб за высокую цену».
Статьи, которые я публиковал в эти годы, не оставляют сомнений в моей приверженности фундаментальной концепции экономической политики — концепции, которой я следовал всю свою жизнь.
Развитие высокой и чрезвычайно эффективно организованной производительности казалось мне тогда, как и теперь, лучшим — и в самом деле единственным — средством улучшения благосостояния масс. Для достижения этого необходимо, чтобы экономика была свободна от политических передряг. Внешнее принуждение в вопросах торговой политики и понижения курса валюты столь же губительно, сколь внутренние забастовки и локауты. Война и классовая ненависть всегда казались мне бедствиями для экономической жизни.
Улучшение условий существования масс всегда было для меня приоритетом. Я доказывал это в статье, посланной в «Прусский ежегодник» в декабре того же года. В этой статье я горячо поддержал принцип внешней торговли, поощрявший перерабатывающие отрасли промышленности и производство готовых изделий, так как это дает больше работы немецкому интеллекту и трудовым рукам, чем производство сырья и полуфабрикатов. Например, экспортируемый за рубеж чугун менее желателен, чем экспорт качественных текстильных изделий той же стоимости. В первом случае большая часть обработки уходит в дивиденды, во втором — на зарплату. Тяжелая промышленность олицетворяет капитал, легкая — труд.
К той же категории принадлежит статья, опубликованная в октябре 1902 года, в которой я впервые выдвинул идею промышленных трестов в противовес обычным картелям. Картель является набором промышленных концернов, производящих одинаковые товары и согласных в поддержании максимально высоких цен. С другой стороны, трест объединяет предприятия, заинтересованные в процессе производства одинаковой продукции — от сырья до готового изделия. Я доказывал, что первоочередной целью этой вертикальной организации производства является уменьшение издержек производства и увеличение потребления. Снижение издержек предполагает снижение цен, ведущее к росту потребления по меньшим ценам. В этом цель любой промышленности.
«Картель — наркотик, трест — эликсир», — категорически провозглашал я.
Важно то, что экономическая проблема сегодняшней Германии точно такая же, какой она была, когда я характеризовал ее на ранних стадиях более пятидесяти лет назад. Я писал: «Вопрос торговой политики, который надлежит решить, коренится в проблеме демографической политики. Нам нужно обеспечить работой миллионы немецких рабочих, которые живут на немецкой земле и непрерывно рождаются из чрева матери-родины. Сегодня эти массы людей больше нельзя содержать выращиванием зерна или производством полуфабрикатов. Единственный способ обеспечить их работой заключается в вовлечении их в мелкие предприятия интенсивного сельскохозяйственного производства, с одной стороны, и в перерабатывающие отрасли промышленности — с другой. В нашем распоряжении лишь один безграничный ресурс: интеллектуальный и ручной труд людей. Следует стремиться развивать этот ресурс таким образом, чтобы опередить другие страны, которые не способны конкурировать с нами ни в чем, кроме дешевого сырья».
