60-го градуса к югу в предыдущем плавании (стр. 108), то ни один другой навигатор не добирался так далеко до Магеллана в 1520 году. Даже сэр Джон Мандевилль, также умевший обращаться с астролябией, но составлявший исключительно абсурдные таблицы, утверждал, что достиг только 33-го градуса – и есть подозрение, что Веспуччи очень хотел побить его рекорд.
Насколько можно доверять оценке Веспуччи? Во время проведения измерений он находился в открытом море; этот факт, безусловно подразумевавшийся в самом раннем из его сохранившихся отчетов о путешествии, был явным образом подтвержден в его более позднем письме [176]. Он не объяснял, как выполнялись измерения; возможно – путем простой экстраполяции, исходя из расположения солнца. Здесь уже речи об ошибке переписчика идти не может, так как печатные издания, основанные на ныне утерянных манускриптах, повторяют его утверждение. Более того, оно было повторено – на самом деле, даже усилено – моравским географом, проживавшим в Лиссабоне и известным португальцам под именем Валентим Фернандиш, который в 1503 или 1504 году написал, что португальский флот обнаружил и крестил многочисленных аборигенов вдоль побережья длиною 760 лиг в районе, открытом Кабралом. «Наконец, повернув к югу, он достиг 53-го градуса в сторону антарктического полюса и, поскольку море стало крайне холодным, повернул к родным берегам» [177]. Интересная и никем не отмеченная характеристика этого описания: хотя Веспуччи никогда не утверждал, что крестил кого-то в своем втором путешествии, такое утверждение связывается с его первым путешествием в приукрашенной печатной версии [178]. Итак, хотя Валентим Фернандиш, возможно, ошибался в деталях, он явно имел доступ к некоторой ныне утраченной информации, полученной по итогам вояжей Веспуччи.
Единственное объяснение, которое может иметь хоть какой-то, пусть и весьма невеликий смысл, состоит в том, что по окончании исследования части побережья флотилия повернула на юго-восток и направилась в глубину Южной Атлантики. Маневр кажется странным и явно несовместимым с проектом Веспуччи по нахождению западного пути в Азию. Веспуччи, однако, не был командующим. А истинный командующий, кем бы он ни был, знал (или думал, что знал), что у «Кананора» он достиг пределов плавания, назначенных Португалии. Этого достаточно, чтобы объяснить его неудачу в дальнейшем изучении побережья. Также решение вернуться в Атлантику согласовывалось с обычным португальским подходом к Индийскому океану.
Если, как утверждает Веспуччи, они действительно потеряли из виду Большую Медведицу, то должны были опуститься ниже 26-ти градусов к югу. Флотилия же едва ли могла добраться до 50 или даже 53-го градуса южной широты; на пути ей встретились бы «ревущие сороковые». Относительно красочной детали Валентима Фернандиша о холоде можно предположить только, что либо моряки были слишком чувствительными, либо перед нами литературный штамп; как мы еще увидим (стр. 195), Веспуччи по данным своих измерений придет к заключению, что на крайнем юге мира очень холодно.
Если судить по отчету Веспуччи, написанному для Лоренцо ди Пьерфранческо де Медичи в конце вояжа, он планировал продолжить пребывание на службе у короля Португалии. Вместо этого он спешно вернулся в Испанию с очевидной обидой. Почему? Один из самых древних мифов об Америго представляет его бескорыстным исследователем. В некотором смысле он сам верил в этот миф или поддерживал его – возможно, исполненный мыслей о дантовском Улиссе (стр. 143–145), который «испытывал жгучее желание познать мир» [179]. Веспуччи уходил в море, как он сам однажды выразился, «чтобы просто повидать мир» [180]. О своем втором плавании он утверждал: «Мы путешествовали для того, чтобы делать открытия, а не из корысти» [181]. Он также признавал за собой желание прославиться. Но, разумеется, этим дело не ограничивалось. Америго оставался торговцем, даже когда преображался в волшебника, и эксплуататором даже в ипостаси исследователя. Он никогда не терял из виду надежду на награду или шанс на получение выгоды. При необходимости – пускаясь в морализаторство относительно «барыша, который люди ныне ценят так высоко, особенно в этом королевстве [Испания], где неумеренная жадность не знает границ» [182], но оставаясь расчетливым деловым человеком, готовым уцепиться за любой шанс.
Пьеро Рондинелли, бывший конкурент фирмы Берарди и Веспуччи, приводит некоторую саморазоблачительную болтовню Америго в своем письме из Севильи в октябре 1502 года. Это первый из серии документов, показывающий Веспуччи в определенном отношении типичным исследователем того периода. Подобно Колумбу – и многим искателям приключений, курсировавшим между дворами, кастильским и португальским, с просьбами о финансовой благодарности – он был нытиком, ревностно взыскующим прибыльности своих устремлений. Рондинелли выслушал историю человека, родившегося «под несчастливой звездой»; позднее Колумб изложит похожую. Он «перенес множество испытаний и получил мало награды». Он заслуживал большего. Король Португалии отдал его открытия обращенным в христианство евреям – это был термин (как «фашист» в наше время), рассчитанный на автоматическую к автору симпатию. Евреи должны были платить минимальную ренту. Они могли брать рабов и «возможно, найдут другие источники доходов» [183].
Некоторые нытики способны утонуть в чувстве собственной неудачливости. Веспуччи принадлежал к другому сорту: тем, кого разочарования вдохновляют на перемены. Вот почему, на мой взгляд, он был в постоянной готовности к смене имиджа, к рискованным карьерным ходам с непредсказуемыми последствиями.
По возвращении в Испанию он сделал новый ход. Но, прежде чем мы последуем дальше, сделаем паузу и посмотрим на его карьеру публициста «по продвижению себя», которую он развивал параллельно с карьерой исследователя. Мы познакомились, насколько это было возможно, с атлантической одиссеей Веспуччи. С биографической точки зрения более интересно, что он думал о происходящем с ним самим: что видел, как воспринимал увиденное, что происходило у него в голове. К этим темам мы должны еще вернуться. Они потребуют в первую очередь довольно утомительной экскурсии по источникам.
4
Книжная полка «гипнотизёра»
В голове у Америго, 1500–1504: Литературные перипетии
Недостоверные источники искажают историю путешествий. Этот жанр более чем любой другой исторический жанр зависит от географических карт и автобиографических повествований; документы же особенно подвержены искажениям, ложным интерпретациям, «подчисткам» и подделкам.
Структура книжного рынка и рынка географических карт благоприятствует мошенникам, которые делают состояния на умелых фальсификациях. Карта Винланда [184], датируемая предположительно 15-м веком с отметками о пересечении Атлантики норвежцами, обманула некоторых признанных специалистов, когда впервые была представлена публике. Йельский университет приобрел ее за очень большие деньги (точная сумма неизвестна). И всё же, оглядываясь назад, трудно поверить, что эта карта могла ввести кого-то в заблуждение и что какие-то научные сообщества продолжают допускать ее подлинность.
Происхождение карты достоверно не установлено, и ее формат не согласуется с другими известными картографическими продуктами того времени, подлинность которых не вызывает сомнений. Случай Колумба привел к появлению как
