Мы тут же соскочили с машины и окружили повозку. Трудно было узнать в этом изможденном человеке нашего веселого друга. Только светящиеся радостью глаза говорили, что это Андрей.
- Ну, теперь мы его не отдадим! - твердо сказал Бунаков.
Ребята бережно перенесли Аравина в кузов машины. Собрали всю, сколько было, солому и устроили ему мягкое ложе.
- Теперь ты с нами, - продолжал хлопотать Бунаков возле Андрея.
Мы поблагодарили пехотинцев за то, что они не оставили раненого летчика в беде, и двинулись дальше.
Андрей был очень слаб и почти не мог говорить. На очередной остановке его осмотрел наш полковой доктор, военврач 3 ранга Сопов.
- Ранение серьезное, - сказал он нам. - Хуже всего то, что рана не обработана. - Помолчав, добавил: - Перебито сухожилие правой пятки.
Аравин смотрел на Сопова с надеждой.
- Вас нужно госпитализировать, - сказал военврач.- Это ненадолго, но крайне необходимо.
...На третий день под вечер мы остановились в небольшом местечке недалеко от станицы Ново-Анненская. Оставив нас на ночлег, Сопов взял автомашину и отправился разыскивать госпиталь.
Нам раздали по нескольку брикетов пшенной каши и предложили коротать ночь кто как может. Вадим Лойко, Виктор Юштин, адъютант 2-й эскадрильи, младший политрук Николай Абазин и я устроились в копне сена, лежавшей напротив белой мазанки. Беспокоить хозяев постеснялись.
В станице отдыхали два дня, затем двинулись в Иваново. Перед отъездом пришел приказ командировать еще трех летчиков в 436-й полк. Мы завидовали товарищам: они будут воевать в междуречье, бить врага, нацелившегося на Сталинград! А нас направляют в тыл...
Часть Алексея Борисовича Панова воевала под Сталинградом и спустя некоторое время была тоже отправлена на отдых и переформирована.
Впоследствии в этот полк откомандировали и остальных летчиков. Меня назначили заместителем командира 1-й эскадрильи, которой командовал старший лейтенант Николай Матвеевич Головков.
Глава девятая. У истоков Волги
В октябре 1942 года 436-й истребительный авиационный полк вооружили самолетами "киттихаук" и доукомплектовали молодежью, только что окончившей ускоренный курс летной школы. Времени для переучивания и освоения новой материальной части было очень мало - уже в конце ноября полку предстояло сражаться с фашистами в условиях суровой зимы на Северо-Западном фронте.
Совершенно естественно, что ребята, пополнившие нашу часть, тянулись к бывалым летчикам, прошедшим большую школу боевых действий и имеющим на своем счету по нескольку сбитых неприятельских самолетов.
Однажды во время учебных полетов на аэродроме в Иваново ко мне подошел молодой человек невысокого роста и отрекомендовался:
- Лейтенант Михаил Галдобин.
Поздоровавшись, я спросил, что привело его ко мне. Он замялся и начал издалека:
- Видите ли, после окончания училища я был оставлен в нем инструктором. Мне хотелось на фронт, но меня не отпускали. И вот месяца два назад представился удобный случай. Мне поручили перегнать самолет в Иваново, в запасной авиаполк. Вы же знаете, отсюда боевые части уходят на фронт...
Михаил Галдобин посмотрел на меня большими доверчивыми глазами.
- Я хотел, - продолжал он, - сразу понравиться руководителю полетов и приложил все свое мастерство, чтобы лучше выполнить посадку. Авось обратят внимание, думал я. Но моей посадки никто даже не заметил. Напротив, руководитель полетов отругал меня за то, что я несколько дольше обычного задержался на посадочной полосе. Он заводил на посадку молодого летчика, у которого забрызгало маслом переднее стекло фонаря, и я мешал ему...
- Значит, на фронт так и не попали? - спросил я лейтенанта.
Он покачал головой.
Галдобин мне понравился - было в нем что-то располагающее. Искренность, что ли.
- Значит, все-таки устроились в Иваново?
- Да. Работаю инструктором. Но я бы хотел на фронт, а меня и отсюда не отпускают. Возьмите меня к себе, - попросил Михаил, краснея всем лицом. Обещаю, обижаться на меня не будете...
- Хорошо, предположим, что я согласен. А начальство отпустит?
- Нет, конечно, - ответил лейтенант. - Но ведь есть приказ, согласно которому все летчики-инструкторы запасных полков должны пройти двух, трехмесячную стажировку на фронте.
Он ждал.
- Договорились, - сказал я. - Поговорю с командиром полка.
Галдобин с горячей признательностью пожал мне руку.
Алексей Борисович Панов, получивший на фронте очередное воинское звание, был здесь же, на летном поле. Я увидел его издалека. Он стоял, широко расставив ноги в аккуратно начищенных сапогах, и разговаривал с незнакомым мне человеком. Я потоптался в сторонке, не решаясь помешать их беседе, но потом все-таки подошел. Подполковник кивнул мне.
- Знакомьтесь, - и назвал фамилию лейтенанта.
Оказывается, летчик обратился к нему с той же просьбой, с какой ко мне обращался Галдобин. Панов ответил:
- Я поговорю с командиром соседнего полка. Может быть, у него найдется вакантное место.
Летчик поблагодарил подполковника и ушел. Теперь очередь дошла до меня. Я рассказал Панову о своей недавней беседе с Мишей Галдобиным и о том, что был бы не против, если бы этот паренек прижился в нашем полку.
- Просишь, значит, за него? - в упор спросил Панов.
- Прошу.
- А не подведет? Многие хотят на фронт.
- Думаю, не подведет.
- Хорошо, верю в твое поручительство. Похлопочу за Галдобина.
Вскоре Михаила перевели в наш полк.
Как-то после беседы, которую проводил с молодыми летчиками командир эскадрильи Головков, я остановил уже собравшегося уходить Галдобина и предложил ему летать со мной в паре.
Галдобин был поражен, он даже сначала не нашелся, что ответить на мое предложение.
- Поработать придется, - заметил я. - Завтра же начнем тренировочные полеты.
- Спасибо! Я... очень благодарен вам. Постараюсь приложить все усилия...
С утра мы были в воздухе. Сначала летали в паре на групповую слетанность, потом переключились на воздушный бой. Пилотировал Миша свою машину хорошо, четко выполнял все фигуры сложного пилотажа.
Хуже обстояло дело с ведением одиночного воздушного боя. Еще из училища у него укоренились, как и у большинства курсантов, некоторые условности, обеспечивающие безопасность полета. В обстановке воздушного боя эти условности становились помехой.
Я сразу же обратил на это внимание своего нового ведомого. Михаил был сообразительным парнем и все схватывал на лету. С каждым учебным полетом ошибок у него становилось меньше. И если они появлялись, я неизменно спешил воспользоваться ими и "атаковать" Галдобина, чтобы наглядно показать, как важно все учитывать, быть осмотрительным.
