Первыми на новых бомбардировщиках самостоятельно вылетели я и комиссар Лучинкин. Всего летчики выполнили по 10–12 полетов по кругу и по 3–4 полета в зону. Все летчики, штурманы и радисты очень внимательно относились к занятиям по переучиванию, конспектировали, изучали скупую инструкцию и часами сидели в кабинах самолетов, проговаривая и имитируя с органами управления свои будущие действия в полете.
Обладая большой широтой внимания и необыкновенной памятью, летчик Рудь внешне безразлично относился к занятиям, мало записывал, не зубрил, но перед самостоятельным вылетом показал отличные знания. Самостоятельно на новом самолете Рудь слетал на «отлично», свободно, без напряжения и так, как будто всю жизнь летал на этом бомбардировщике. Забегая вперед, следует отметить, что в последующем Рудь летал по строго установленным правилам, но когда возникала сложная обстановка в бою или непредвиденная ситуация, Рудь действовал вне правил, творчески, как настоящий художник, поднимаясь в пилотировании до такого уровня совершенства, который многие себе и не представляли.
Закончив программу переучивания, мы выпросили у Саломахи топливо и провели несколько полетов на отработку слетанности эскадрильи в боевых порядках. Все переучивание прошло хорошо. Было только одно происшествие. На самолете, пилотируемом летчиком Никотиным, в конце разбега оторвалось основное колесо шасси. Заметив это, я связался по радио с Никотиным и предложил ему выполнять посадку с креном на оставшееся колесо в трехточечном положении. Молодой летчик Никотин блестяще выполнил мои указания, в результате самолет после посадки повреждений не получил. Пришлось только заменить стойку шасси.
В целом все летчики хорошо готовились к полетам, летали уверенно и быстро освоили полет в строю. При переучивании помогала хорошая радиосвязь командно-диспетчерского пункта на старте с летчиком.
В конце мая сменилось командование полка. Командира полка Суржина отозвали в Москву. Майор Суржин был энергичный, решительный и смелый командир, лично показывавший пример действий в бою. Своей кипучей энергией он добился получения хорошего пополнения и внеочередного перевооружения и переучивания нашего полка на новые современные бомбардировщики.
Вскоре командиром нашего полка был назначен майор Саломаха. В 1940 году личный состав эскадрильи, которой он командовал, был откомандирован из нашего полка для участия в советско-финляндской войне.
Передачи, приема и построения полка не было. Саломаха представился только руководящему составу полка, сказав:
— Все, переучивание закончено.
28 мая руководящий состав полка срочно вызвали в штаб. Начальник штаба Стороженко сообщил, что полку приказано 1 июня вылететь на Южный фронт, и отдал распоряжение готовиться к перелету. Определив состав летного и наземного эшелонов, боевой расчет и порядок управления при перебазировании, я отдал распоряжение адъютанту и старшему технику эскадрильи о подготовке к перелету на фронт и приказал собирать летный состав для подготовки к перелету.
Когда были подготовлены полетные карты и завершилась подготовка экипажей к перелету, я обратился к летному составу эскадрильи со следующими словами:
— Товарищи! Закончилось наше переучивание. Завтра вылетаем на фронт. На фронте от каждого из вас потребуется умение взлетать с небольших аэродромов с бомбами, быстро собираться и строго соблюдать свое место в боевом порядке, находить цель и, преодолевая огонь зениток, уничтожать ее бомбами, отразив атаки истребителей, вернуться на аэродром и благополучно произвести посадку. Все это очень просто и дьявольски трудно. В связи с тем что многому из этого вы не успели научиться, будем использовать перелет на фронт для отработки быстрого сбора в боевой порядок, строгого выдерживания места в строю, выполнения противозенитного маневра, перестроения и размыкания перед посадкой, выполнению посадок в короткие сроки на незнакомых аэродромах. Я уверен, что вы все это сможете выполнить. Будьте только внимательными, исполнительными и соблюдайте требования безопасности полетов. Не думайте, что если полетели на фронт, то теперь можно будет летать как захочется. Помните требования приказа Народного комиссара обороны № 130 от 1 мая, где сказано: «Летчикам — изучать свое оружие в совершенстве, стать мастерами своего дела, бить в упор фашистско-немецких захватчиков до полного их истребления».
Летный состав выслушал мою беседу с большим вниманием, никто не задал ни одного вопроса. Все как будто притихли.
Когда 31 мая я докладывал майору Саломахе боевой расчет эскадрильи, расчет на перебазирование и о готовности летного состава к перелету, он, почти не глядя, утвердил все, а потом сказал:
— Осипов, я полечу с тобой.
— Ведущим или впереди девятки? — спросил я.
— Нет, нет. Я полечу с тобой на твоем самолете в третьей кабине со стрелком-радистом, а твой техник Крысин пусть летит на каком-нибудь другом самолете. Понимаешь, у меня перерыв в полетах, а вот когда прилетим на фронт, я полетаю по кругу и в зону, восстановлю навыки в технике пилотирования и буду сам водить полк.
Таким образом, перелет полка по маршруту Кировабад, Махачкала, Сталинград, Морозовск предстояло возглавить мне и моей эскадрильи, и мы со штурманом Желонкиным начали еще тщательнее готовиться к перелету.
Рано утром 1 июня полк взлетел, собрался в колонну эскадрильи и взял курс на Баку. Над аэродромом Насосная развернулись на север вдоль берега Каспийского моря. Погода стояла безоблачная. Благополучно долетели и произвели посадку в Махачкале. Все молодые летчики на незнакомом аэродроме приземлились отлично. В Махачкале наши самолеты быстро заправили бензином, летный состав накормили. Когда перед вылетом в Сталинград выстроили весь летный состав полка, я дал предполетные указания как ведущий, а Саломаха стоял рядом и изредка комментировал их, усиливая значение отдельных положений. Перелет от Махачкалы до Сталинграда проходил при значительной болтанке, но все летчики хорошо держались в строю. Рудь, как обычно, летел вплотную к моему самолету, командир звена Шенин, немного увеличив интервал, старательно выдерживал дистанцию, и было видно, что это стоило ему большого напряжения. Только командир звена Митин не боролся ни с самолетом, ни с болтанкой, самолет как будто сам его слушался.
В Сталинграде посадку произвели на аэродром Варопоново. В течение трех дней нам не разрешали перелет в Морозовск, и в эти дни мы с Гладковым побывали в Сталинграде. Город выглядел светлым, зеленым и чистым. И мы отдыхали, гуляя около Волги. Ни мы, ни жители Сталинграда тогда и не предполагали, какой ад пожаров и разрушений придется пережить этому городу через три месяца.
