В конце 1880-х Билибин обратился к драматургии. В 1890-х его пьесы ставились в Александринском театре и на частных сценах, но успеха не имели.
В конечном счёте, он дал себе оценку сам: «И я сжёг если не всё, то многое из того, чему поклонялся. Чиновник во мне заедает писателя».
И заел. В 1980-1990-х он возглавлял международный отдел Главного управления почт и телеграфов.
Чехов шутил в письме Билибину: «Это ужасно, Виктор Викторович! С тех пор как Вы стали служить в ведомстве почт и телеграфа, мои письма не доходят по адресу.
2-го января сего года я послал Вам громаднейшее письмо, и оказывается, что оно не дошло… Писал я его в ответ на Ваше первое письмо… Вышло оно у меня такое большое, что ни один извозчик не соглашался довезти меня с ним до почтового ящика».
Тем не менее их отношения постепенно расстроились. Билибин явно завидовал неувядаемому таланту Чехова, чего Чехов не мог не чувствовать.
Умер Билибин 12 июня 1908 года.
* * *
Александр Серафимович Серафимович родился 19 января 1863 года. Из казаков. Рано увлёкся революционными идеями и, когда учился на физико-математическом факультете Петербургского университета, был арестован в связи с делом покушавшихся на царя А.И. Ульянова и других (1887) и сослан в Архангельскую губернию.
В 1890 году вернулся на Дон и установил связи с социал-демократическими организациями. Первый опубликованный рассказ «На льдине» (1889) был сочувственно принят Г. Успенским и В. Короленко.
После издания книги «Очерки и рассказы» (1901) переехал в Москву, познакомился с Горьким, сотрудничал в издательстве «Знание».
Роман «Город в степи» (1912) вобрал в себя обобщённую историю русского капитализма.
Обе революции Серафимович приветствовал. Главным его произведением стал «Железный поток» (1924), в основе которого лежит реальное событие поход Таманской армии под руководством Е.И. Ковтюха в 1918 году. У Серафимовича Ковтюх действует под именем Кожух. Возможно, это спасло роман от изъятия, когда реальный Ковтюх был расстрелян в 1938 году.
С 1926 по 1929 год был главным редактором журнала «Октябрь».
Сталин уже при жизни писателя в 1933 году к его 70-летию переименовал донскую станицу Усть-Медведицкую в Серафимович (сейчас это город). Тогда же Серафимович награждён орденом Ленина, став одним из первых писателей, получивших такой орден.
В 1943 году писателю была присуждена Сталинская премия 1 степени «за многолетние выдающиеся достижения в литературе». Но никаких выдающихся достижений после «Железного потока» у Серафимовича не было.
Другое дело, что это был невероятно сервильный писатель, умевший подхватывать и развивать любую похвалу Сталина. Так он приветствовал Николая Островского и помогал ему. Так он относился и к своему земляку Шолохову – неизменно стоял на стороне земляка, отводя от него любую критику.
Умер Серафимович в свой день рождения 19 января 1949 года.
* * *
Один из выдающихся русских лириков Николай Михайлович Рубцов прожил на свете мало. Успел окончить Литературный институт в 1969-м. Причём будучи уже известным поэтом.
Достаточно сказать, что за год до окончания института в 1968-м ему в Вологде за литературные заслуги была выдана отдельная квартира. До этого он снимал комнаты и ютился по углам.
Фёдор Абрамов называл его «блистательной надеждой русской поэзии». Не один он так думал. Большинство стихотворений Рубцова оправдывают эту характеристику.
Но, увы, был Рубцов тяжело болен извечной русской болезнью. В запое, если это было дома, старался никуда не выходить. Но если это было в других городах, попадал в разные переделки, вплоть до вытрезвителей, где поэта грабили.
Он собирался жениться на библиотекаре и поэтессе Людмиле Дербиной. Накануне похода в ЗАГС они всю ночь пили в его вологодской квартире. Дербина не выдержала издевательств пьяного человека. В драке у него остановилось сердце. Было это в ночь на 19 января 1971 года. И, значит, Рубцов погиб в 35 лет: родился 3 января 1936-го. Дербину обвинили в убийстве, осудили на 8 лет и освободили досрочно через шесть.
А стихи у Рубцова действительно часто были волшебными. Вот – маленький цикл – «Русский огонёк»:
1
Погружены в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо тёмное, без звезд.
Какая глушь! Я был один живой
Один живой в бескрайнем мёртвом поле!
Вдруг тихий свет – пригрезившийся, что ли? —
Мелькнул в пустыне, как сторожевой…
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу, – последняя надежда! —
И услыхал, отряхивая снег:
– Вот печь для вас… И тёплая одежда… —
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала…
2
Как много жёлтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне и поразил
Сиротский смысл семейных фотографий!
Огнём, враждой земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет…
– Скажи, родимый, будет ли война?
И я сказал:
– Наверное, не будет.
– Дай бог, дай бог… ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет… —
И вдруг опять: – Не будет, говоришь?
– Нет, – говорю, – наверное, не будет!
– Дай бог, дай бог…
И долго на меня
Она смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая,
Опять сидела тихо у огня.
Что снилось ей? Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею в то мгновенье?
Но я глухим бренчанием монет
Прервал её старинные виденья.
– Господь с тобой! Мы денег не берём.
– Что ж, – говорю, – желаю вам здоровья!
За всё добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью…
3
Спасибо, скромный русский огонёк,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далёк,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле, и нет тебе покоя…
