«Это мы приобщаем к делу как вещественные доказательства, – сообщила милиция, распихивая добычу по карманам. – Сумочку позвольте посмотреть?»
И достали из моей сумки Пакет Белого Порошка. Грамм двести, то есть лет на десять – пятнадцать. «Ууу, бля», – сказала милиция и посмотрела на меня с большим сочувствием. «Это не мой пакет, это вы мне подкинули! Требую занести мои слова в протокол!» – истерически сказал я. Милиция посмотрела на меня почти что с нежностью: «Занесём-занесём. А ну-ка закатайте рукавчик. Ага. Всё понятно». «Я кровь сдавал, когда студентом был», – сказал я из совсем уже бездонных пучин отчаяния. Я действительно сдавал кровь. За деньги, вот такая сволочь, потому что жрать было нечего. «Донор», – юмористически кивнула головой милиция.
И тут я очнулся. «Господи! – сказал я с очень большим чувством. – Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешного!» И медленно и торжественно перекрестился.
Милиция вздрогнула и заморгала. Тот милиционер, который держал в руках Пакет с Белым Порошком, раскрыл его, макнул туда палец и осторожно лизнул. «Соль! – сказал он с изумлением. – Вы всегда носите с собой соль?» Я задумался, вспомнил: «А, да это мы летом ещё ездили по набоковским местам, в Рождествено, помидоры ели».
Тот, который читал паспорт, долистал до страницы с детьми: «Горчев Дмитрий Дмитриевич, 2006 года рождения – это ваш?» «Мой». «А на жизнь чем зарабатываете?» «Писатель я», – ответил я дерзко. «Про что пишете?» Стандартный вопрос, стандартный ответ: «Про вас».
Два милиционера, не говоря ни слова, вышли. Видимо, в книжный магазин, что при станции. «Вы курите, Дмитрий Анатольевич», – сказал оставшийся милиционер, подвигая мне пачку парламента. «Да у меня есть», – ответил я и закурил свою оптиму.
Минут через пятнадцать вернулись ушедшие милиционеры. Утвердительно о чём-то кивнули. Неохотно достали из карманов вещественные доказательства. «Вы уж поосторожнее с порошками, Дмитрий Анатольевич, – сказал сидевший за столом милиционер. – А вот это вашему сыну. Купите ему что-нибудь», – и протянул мне ещё тысячу рублей.
И тут я действительно охуел. Чтобы милиция вернула отобранное – это я чисто теоретически могу себе представить. С трудом, но могу. Мало ли чудес бывает в этом мире. Тем более что это только что на моих глазах случилось. Но чтобы отдала СВОЁ – нет, это невозможно вообще и в принципе. «Ну и нам на пиво дайте сколько не жалко», – продолжил милиционер. Не жалко мне было пятьсот рублей, каковые я отдал с большой радостью.
Я вышел из отделения и не стал дёргать судьбу за уши: никуда не поехал, а пошёл домой и по дороге всё пытался совместить невозможный факт с реальностью. И на полпути меня осенило: бля! у меня же в совсем заднем кармане была заначка на самый крайний случай. Вот её-то мне милиция и подарила.
В связи с различными болезнями, в которых во всех сам же и виноват, сижу дома и веду тихую незаметную жизнь – читаю мумитроллей, которых каким-то образом ухитрился никогда раньше не читать, просматриваю телепередачи. Ещё купил ностальгический диск с разными думами и квейками – даже поиграл минут наверное двадцать. Там всё по-прежнему, и всё те же монстры всё так же поджидают за теми же углами, скучают без меня. Милые, милые. И ничуть не постарели.
Зато когда я менял деньги в обменнике и дал в качестве документа военный билет, выданный мне ровно двадцать лет назад, женщина за стеклом долго сравнивала фотографию со мной и сказала: «Да, а вы поизносились». Я как-то не нашёлся чего ответить. Но деньги поменяла, впрочем, другие обычно по военному билету не меняют и тому, что я военнослужащий в самоволке, не верят.
Ночью с кем-то ещё вместе чинили чью-то огромную спину. Со спины лохмотьями висела кожа, нужно было приклеивать её обратно, растворяя лохмотья при помощи какого-то кислотного раствора наподобие того, каким золотят купола на церквях. Дело осложнялось тем, что вся спина была завалена бумагами с какими-то нужными записями. Среди бумаг я нашёл фотографию Высоцкого с автографом.
Никто не бывал в городе Омск, кроме меня. А я там не только бывал, я там даже научился пить, курить и ебаться.
Там наверняка всё по-прежнему. На четырнадцатой линии живёт баба Шура, читающая по утрам Мопассана, в институте инженеров железнодорожного транспорта стоит со своей ставкой прогрессивный адмирал Колчак. С секретного шинного завода по ночам взлетают бесшумные и невидимые истребители, которые умеют летать хвостом вперёд, а на биокомбинате творится вообще что-то страшное – видимо там выводят новую расу людей, потому что воняет очень уж сильно. Поплевать с моста в великую сибирскую реку Иртыш, по которой грязные баржи день и ночь везут куда-то в сторону северного полюса кривые брёвна, пеньку, квашеную капусту и другие предметы сибирского хозяйства. Походить по посёлку нефтяников, где в общежитии номер один сидит девушка Наташа и вяжет мне красный шарфик, нескончаемый, как вечность. Когда-то она навязала мне этого шарфика метров пять или может быть девять, а я, идиотский болван, так ничего и не понял.
Ехать. Сил уже нету смотреть на эту реку в мурашках простуды, на это выскакивающее из-под тучкова моста уёбище на подводных крыльях и на самую прекрасную в мире панораму стрелки васильевского острова. Надо иногда уезжать хотя бы на время.
Куплю себе билет на самое лучшее в вагоне тридцать восьмое место – боковое, верхнее, возле туалета и поеду. Буду курить в тамбуре папиросы беломор, беседовать с трактористом из челябинска про президента путина, виды на урожай и другие разные интересные штуки, проезжать Сарапул и Чебоксары, покупать там пиво и малосольные огурцы, смотреть в окошко на неказистую свою нечернозёмную Родину, и будет мне печально и охуительно.
Как-то проснувшись с совершенно распухшим горлом, не желая вылезать из-под одеяла, думал о разных предметах.
Например, о том, откуда я знаю, что если человека долго душить, то у него тоже потом болит горло, очень похоже на ангину. Видимо в длинной моей и непростой жизни кто-то меня таки душил. А вот кто, зачем и за какие прегрешения – хуй его знает, не отпечаталось.
Ещё думал о том, целесообразно ли постоянно держать в доме специальное существо, которое вот в таких случаях, когда болит горло, покупает в магазине молоко и греет его с мёдом.
Пришёл к выводу, что совершенно нецелесообразно. Это всё равно, что постоянно держать в доме сантехника, нотариуса и батюшку на случай необходимости соборования.
За что нас так не любят женщины
Вероятно, этот труд следовало озаглавить: «За что меня так не любят женщины», но я подумал, что, хотя комбинаторика человеческих архетипов достаточно велика, она всё же не безгранична и почти наверняка есть ещё на свете хотя бы один бедолага, которого женщины не любят по тем же причинам. Увы, сам я с этим бедолагой не знаком, поскольку всех известных мне мужчин женщины любят практически беспрерывно и огромными толпами, зная при этом своё, единственно правильное, место подавальщиц закуски и безотказных потребительниц их неиссякаемого мужского либидо. К вам, уважаемые счастливцы, это «мы» ни в коем случае не относится. Представляю, как смешно будет вам читать это узкоспециализированное исследование. Кроме того, употребляя термин «женщины», я, безусловно, подразумеваю только тех из них, кого знаю лично. К сожалению, я пока знаком не со всеми из ныне живущих женщин, хотя и продолжаю очень активно работать в этом направлении.
