Очень скоро барон понял, что в армейской гимнастерке и фуражке ему не завоевать сердца казаков. Пришлось срочно шить черкеску и папаху-кубанку.
В середине сентября 1918 года красная Таманская армия занимала территорию Лабинского полкового округа с Армавиром и часть Баталпашинского отдела со станицей Невинномысской. Со стороны Ставрополя на нее наступали пехота Добровольческой армии и 2-я Кубанская казачья дивизия полковника С. Г. Улагая. В районе Армавира действовала 2-я пехотная дивизия полковника М. Г. Дроздовского, справа и слева от нее наступала от станицы Петропавловской 1-я конная дивизия генерала Врангеля. Со стороны Майкопа действовала 1-я Кубанская казачья дивизия генерала В. Л. Покровского. От станицы Баталпашинской шли отряды полковника Шкуро, позднее сведенные в 1-ю Кавказскую казачью дивизию. Таманская армия была окружена с трех сторон. У нее оставалась единственная свободная железнодорожная магистраль Армавир — Невинномысская — Петровск. У красных было преимущество в общей численности войск и боеприпасах, поскольку в их распоряжении оказались склады Кавказского фронта. Зато белые превосходили как в кавалерии, так и в уровне боевой подготовки личного состава, поскольку в рядах Добровольческой армии была высока доля офицеров и юнкеров.
Первый бой в качестве командира новой дивизии 18 сентября 1918 года под Армавиром стал для Врангеля неудачным. Казачьи полки под сильным огнем противника не пошли за ним в атаку. Не принесли успеха и бои 2 октября.
Врангель зафиксировал в мемуарах эпизоды боя 18 сентября:
«Около часу дня цепи красных показались и со стороны Курганной, охватывая наш фланг; одновременно конница противника стала на рысях обходить нас, угрожая перехватить мостовую переправу через реку Чамлык. В резерве у меня были четыре сотни Корниловского полка. Я приказал им атаковать конницу красных. Сотни развернули лаву, двинулись вперед, но, попав под фланговый пулеметный огонь, смешались и стали отходить. Конница противника продолжала продвигаться. Положение становилось критическим. С захватом моста, имея в тылу болотистый, трудно проходимый Чамлык, мы могли оказаться в тяжелом положении; нашей артиллерии грозила гибель. Я послал приказание частям медленно отходить к переправе и артиллерии сниматься. Лава корниловцев быстро отходила. В сотнях заметно было замешательство. Я решил личным примером попытаться увлечь части за собой и, вскочив на лошадь, поскакал к отходящим корниловцам. Часть казаков повернула, другие приостановились. Стала отходить лава противника. Увлекая казаков криками, я бросился за противником, однако, обернувшись, увидел, что за мной следует лишь небольшая часть казаков, остальная лава крутилась на месте. Ружейный огонь был чрезвычайно силен. Пули свистали, щелкали о землю, вздымая пыль. Редко мне за мою продолжительную боевую службу пришлось бывать под таким огнем. Упал раненый мой значковый казак, у моего офицера-ординарца была убита лошадь. Батарея наша снялась, и было видно, как она отходит рысью к переправе. Немногие скакавшие еще за мной казаки стали постепенно отставать. Пришлось повернуть и мне. Выругав казаков, я приказал им спешиться и занять небольшой хуторок у переправы. Батарея благополучно перешла мост, полки медленно отходили к переправе, частью переправлялись выше по реке вброд. Наконец прибыло донесение от полковника Дроздовского; он сообщал, что атаки его дивизии успехом не увенчались. Части понесли жестокие потери, и он вынужден от дальнейшего наступления отказаться… С наступлением темноты я отвел свои части, сосредоточив их за левым флангом 3-ей пехотной дивизии».
Барон описал свои переживания после проигранного боя: «На душе у меня было мерзко. Операция, которая, казалось, неминуемо сулила успех, не удалась. Противник, отбив наши атаки, несомненно, морально еще усилился. Недоволен был я и неудачной своей атакой. Части за мной не пошли. Значит, они не были еще в руках, отсутствовала еще та необходимая духовная спайка между начальником и подчиненными, без которой не может быть успеха…»
У Ф. И. Елисеева о том бое остались несколько иные воспоминания:
«…На скирдах соломы, по нашу сторону Чамлыка, видны были фигуры людей. Там… был его (Врангеля. — Б. С.) наблюдательный и артиллерийский пункт. Возле них стояла спешенная конная группа в две-три сотни человек, кажется — 2-й офицерский конный полк дивизии Дроздовского. Где были остальные три полка дивизии — 1-й Екатеринодарский, 1-й Запорожский и 1-й Уманский — мы не знали и не видели их. Но по всему было видно, что наше появление здесь было полной неожиданностью для красных, как и то, что мы уже потеряли момент захвата Курганной. Вместо молниеносного наскока на нее всеми полками — лавами разбросан был только Корниловский полк; остальные полки бездействовали, и штаб Конной дивизии сидел на скирдах соломы…
Красные зашевелились. Из станицы Курганной выступила пехота вперемежку с конницей и без затруднения остановила жидкие лавы Корниловского полка. Высокая кукуруза и подсолнечник совершенно скрывали от нас их наступавшую пехоту. По всему широкому полю кукурузы видны были головы конных, наших и противника, определяющих линию фронта.
Вдруг из станицы Михайловской кучной массой несется конница человек в 200 на скирды, на штаб дивизии, явно угрожая нашему тылу. И если она захватит переправу через болотистый Чамлык, то мы попадем в ловушку. Но в этот момент генерал Врангель схватывает какой-то полк такой же силы и резервной колонной, сам впереди нее, широкой рысью, очень уверенно идет навстречу врагу.
Нам издали хорошо была видна эта прекрасная картина конного маневра. Силы были равны, но возьмет верх сильный духом. Видя смелое движение против них, красные убавили свой аллюр, а генерал Врангель уже перешел в широкий намет. Красные не выдержали, повернули назад и разрозненно отскочили к южным окраинам Михайловской.
Отбросив красных, Врангель быстро отошел к скирдам. Здесь им была проявлена похвальная личная смелость.
Наше наступление-прорыв явно захлестнулось. Нас теперь бьют уже с двух сторон — с севера из Михайловской и с запада из Курганной. Чувствовалось, что мы ослабеваем. Противник же неуязвим, за отсутствием у нас патронов. Левый фланг нашего полка, с далеких курганов, стал отходить крупной рысью. Ободренные красные активно перешли в наступление на мои головные сотни. Шагом, по кукурузе, отходим и мы. Видя это, генерал Врангель, на невысоком кабардинском коне, в гимнастерке и фуражке, наметом скачет к нам, в лавы. Он уже недалеко от нас, и мы слышим его мощный твердый голос:
— Молод-цы кор-нилов-цы! Впе-ре-од!
