— Молод-цы кор-нилов-цы! Впе-ре-од!
…Генералом Врангелем очень красочно описан этот момент боя, но это было немного не так. А было вот как.
Видя такое неожиданное и очень смелое появление самого начальника дивизии, скакавшего к лавам (сотни стояли в кукурузе, но не отходили, как пишет генерал Врангель), ближайшие сотни… дружно рванулись вперед, но не за генералом, а с генералом. Мы, командиры сотен, были сами в лаве и даже впереди нее и видели, как скакал к нам генерал. По чувству обыкновенной воинской гордости, мы, до приближения его к нам с криками „молодцы корниловцы — вперед!“, бросились сами вперед с казаками, насколько позволяла коням высокая кукуруза, путавшая им ноги.
Нас, малочисленных и беспомощных, красные наглядно давили назад, к переправе. И мы тогда не знали, что отступление другим частям было дано начальником дивизии. И если это было так, то наша ничтожная жидкая лава трех сотен… уже не могла спасти положение.
Красные, увидев наше движение вперед, открыли жесточайший огонь. Сотни, проскакав по кукурузе несколько десятков шагов, замялись. Чувствуя свое превосходство в силах и видя по фронту отступление конных казаков рысью, красные сами перешли в контратаку. Они были в кукурузе так близко от нас, что мы ясно слышали их крики:
— Лови!.. Лови генерала… „иво мать!“… — и еще смелее устремились на казаков…
Порыв сотен был отбит. Красные усилили свой нажим. И головные сотни, вначале шагом, а потом рысью, и со всех сторон торопливо двинулись к мосту. Картина полного и безудержного отступления была очень тягостна…
Генерал Врангель ускакал от нас. Мы остались, и, естественно, каждый командир сотни стремился с честью вывести своих подчиненных из тяжелого и проигранного боя».
Из описания, сделанного Федором Ивановичем Елисеевым, в то время служившим полковым адъютантом (начальником штаба) Корниловского конного полка, видно, что неудавшаяся атака никак не могла повлиять на судьбу переправлявшейся батареи. Красные находились слишком далеко от переправы, полагались в основном на артиллерийский огонь, и их конница перешла в атаку только после того, как начала отступать возглавлявшаяся Врангелем казачья лава. Причина неудачи заключалась не в отсутствие единения между казаками и Врангелем, а в ошибках Врангеля как командира дивизии. Елисеев прямо винит Врангеля, не сумевшего организовать наступление дивизии, рассредоточившего силы и не пытавшегося захватить Курганную в тот момент, когда это легко можно было сделать. В набег дивизия шла шагом. Рассвет застал ее в пяти верстах от Курганной; в бой брошен только один Корниловский полк, действовавший не скученной массой, а разбросавшийся лавами по фронту на пять верст.
Елисеев считает: «В то время у красных еще не было дисциплины. Они не ждали и проспали наше наступление. И если боковой урядничий разъезд силой в 10 казаков достиг и перерезал их главную магистраль основных сил с тылом дороги Михайловская — Курганная и успел захватить 30 подвод с овсом и хлебом, то что же могло быть, если бы дивизия, всей своей силой в пять конных полков, свыше 2000 шашек, на рассвете появилась бы у станции Курганная?!»
У барона тогда еще не было опыта Гражданской войны, где конница применялась несколько иначе, чем в Первой мировой. Из-за гораздо меньшей насыщенности фронта пехотой и огневыми средствами кавалерия могла атаковать гораздо большими массами и совершать быстрые переходы по не занятой противником местности. Врангель же еще по инерции мыслил старыми категориями, потому и выделил в набег на Курганную недостаточные силы, которые к тому же слишком медленно двигались к станции. Но барон умел быстро учиться и очень скоро освоился с новыми обстоятельствами… Федор Иванович приводит еще один занятный эпизод: «Из станицы Петропавловской к нам прибыл командир бригады полковник Науменко. Все мы сидим в кругу, на земле, под скирдами, прячась от жары. Науменко очень жалеет об убитом есауле Удовенко, который был его полковым адъютантом во 2-м Кубанском походе, да и был почти сверстником его. Взгрустнув немного, он, ласково улыбаясь и глядя в мою сторону, спрашивает:
— А кто это вчера в бою надерзил генералу Врангелю?
Мы все переглянулись между собой, так как ничего не знаем об этом.
— Скажите, не стесняйтесь, — продолжает он. — Об этом мне сказал сам Врангель. „Когда атака захлестнулась на правом фланге корниловцев, какой-то молодой офицер, — рассказывал Врангель, — подскочил ко мне и кричит: 'Уезжайте вон отсюда, Ваше превосходительство! Иначе я Вас уберу силой!' Я, — говорит Врангель, — вначале опешил от такой дерзости… но потом вижу: красные наседают… атака не пошла… думаю, а может быть, и правда, что тут мне не место и надо уехать? И я уехал…“ — закончил Врангель свой рассказ мне, — дополнил Науменко.
Мы все молчим и переглядываемся, думая, кто же это сказал?
— Он не обижается… а только ему интересно знать, кто это был такой смелый офицер? — продолжал допрашивать полковник Науменко.
— Позвольте доложить, господин полковник? — вдруг говорит сотник Вася Зеленский, поднявшийся на ноги.
Все мы с нескрываемым любопытством подняли глаза на нашего скромного и доброго Васю. Науменко улыбается и говорит: ну расскажите, расскажите, как это было?
— Да как же! — начал он. — Мы уже отступали… силы нет! Вдруг скачет генерал Врангель и кричит: „Мо-лод-цы кор-ни-лов-цы — Впер-ре-од!“ Мы, естественно, перешли в атаку, насколько позволяли кукуруза и подсолнухи, но… вновь захлестнулись. Вдруг я слышу крики красных — „Лови!.. Лови генерала… иво мать!“ Думаю, — дело плохо, — а вдруг и вправду поймают генерала! Ведь это был бы несмываемый позор для нашего полка… начальник дивизии попал в плен в рядах Корниловского полка, и полк его не выручил! Да ведь это ужасно бы было!.. А нас так мало было кругом. Ну, я и решил действовать. Я так и сказал: „Ваше превосходительство, Вам здесь не место! Уезжайте вон отсюда!.. Иначе я Вас уберу силой!“
И Науменко, и мы все, выслушав всё это, весело расхохотались.
— А право, молодец Вы, господин сотник, что так сделали. Это Вам делает честь. Генерал Врангель осознал свой промах. Но ему хочется только знать фамилию смелого офицера. И не бойтесь. Вам за это ничего не будет, — закончил с улыбкой полковник Науменко. Дивные прошлые времена, времена доверия, чести и полковой гордости…»
В мемуарах Петр Николаевич этот эпизод решил немного подправить. И признаваться в том, что напрасно полез в гущу боя, он тоже не стал.
По справедливому мнению Елисеева, в бою под Курганной Корниловский конный полк понес большие и, главное, бесполезные потери.
Федор Иванович признавал, что в словах Врангеля об отсутствии «духовной спайки» между ним и казаками было зерно истины:
