Я теперь уже не помню, как долго продолжалась эта поездка. Во всяком случае, стало уже темнеть, когда мы вышли из поезда.
Нам нужна была гостиница. Она оказалась недалеко от вокзала. Регистрация останавливающихся в гостиницах лиц в Америке необязательна, что и неудивительно, коли учесть, что у американцев нет даже настоящих удостоверений личности. Для оформления номера достаточно назвать свою фамилию, заплатить за весь срок проживания, и более ничего.
Гостиница называлась «Эссекс». В регистратуре записали наши фамилии, даже не взглянув на нас. Я был уверен, что в случае необходимости гостиничный клерк не сможет описать нашу внешность. В нашем номере было две комнаты. Улегшись в кровати, мы проспали до обеда. Конечно, правильнее было бы остановиться в разных гостиницах, но мне надо было проследить за тем, чтобы Билли не наделал никаких глупостей. Обедать отправились в ближайший дешевый ресторан. После этого зашли в универмаг, находившийся возле вокзала, и приобрели там шляпы и зимние пальто: свой плащ я надел потом всего один раз — в Нью-Йорке. В соседнем магазине я купил себе еще и галстук.
Продавец посмотрел на мое пальто и сказал:
— А пальто-то не местное.
— Почему вы так считаете? — удивился я.
— Я сужу по материалу и покрою.
— Да, вы правы, — согласился я с ним. — Это пальто из Испании.
И в тот же день я от него избавился.
Возвратившись в гостиницу, мы улеглись на постели в одежде и шляпах, чтобы они не выглядели слишком новыми. Я где-то ранее вычитал, что тогдашний британский министр иностранных дел Идеи устранял таким образом новизну только что пошитых костюмов. Теперь мне это пригодилось.
На следующий день мы собирались ехать дальше — в Нью-Йорк. Ночью же мы чувствовали себя в Бостоне в большей безопасности, нежели в купе поезда.
К вечеру пребывание в номере нам порядком надоело. Сначала я хотел было никуда не ходить, но потом решил, что и изолироваться от внешнего мира не стоит. Необходимо идти к людям, чтобы акклиматизироваться и сбросить скованность. По-английски я говорил с небольшим акцентом, но не немецким, а скорее скандинавским. Но ведь говорили с каким-либо акцентом и многие американцы.
Нужно идти туда, где меня ожидают менее всего, — если вообще ожидают. И я решил направиться в ночной бар «Карусель».
В баре все вращалось вокруг собственной оси, включая табуреты у стойки. Только официанты твердо стояли на ногах. Там имелось настоящее шотландское виски. Бутылки были доставлены через Атлантику наверняка более безопасным путем, нежели тот, который мы проделали в субмарине. Оркестр из пяти человек исполнял музыку по заказам посетителей, причем за заказы не надо было платить.
Когда мы выпили, напряжение сразу же спало. Но каждый раз, когда появлялись новые посетители, оно вновь возвращалось: мы же не знали, не заглянет ли в бар кто-нибудь из знакомых Билли. Правда, Колпоу не был здесь уже лет пять, но не связана ли жизнь агента с постоянной борьбой с господином Случаем?
На сцену вышла певица — крашеная блондинка в крикливом вечернем платье. Она курила даже во время пения, держа в руке необычайно длинный мундштук. Билли тут же кинулся к ней. Без всякого смущения она присела к стойке между нами.
— Вы не местные? — спросила она.
— Нет, — ответил Билли.
— А это кто? — спросила она, указывая на меня.
— Мой друг.
— Он не слишком-то разговорчив, — произнесла она и повернулась ко мне. — Как тебя зовут?
— Эдвард.
— Я слышала и более интересные имена. Но ты мне нравишься. Пойдем потанцуем?
— Но здесь ведь никто не танцует, — возразил я.
— Зато танцуют в соседнем помещении.
Из динамика звучала музыка. Элл и — так звали певицу — тесно прижималась ко мне. Она понимала каждое слово из того, что я говорил. И не спрашивала, откуда я приехал и куда направляюсь дальше.
Когда мы присели за столик, официант принес шампанское. Мы чокнулись бокалами, которые зазвенели легко и звонко. Хотя за вино заплатило Главное управления имперской безопасности, пить его было приятно. Я посмотрел, сколько времени. В нашем распоряжении было еще несколько часов: поезд отправлялся утром в девять часов две минуты. Нью-Йорке я должен был приступать к выполнению задания.
Бутылка была опорожнена лишь наполовину…
* * *
Нью-Йорк, куда прибыли мы с Билли, мало чем отличался от других крупнейших городов мира. На улицах было полно солдат, готовившихся к отправке за океан. Попрощаться с ними понаехали их родственники и друзья, поэтому найти свободные номера в гостиницах было не так-то просто. Сразу же по прибытии на Центральный вокзал мы сдали свои чемоданы в камеру хранения и отправились на поиски счастья. После двух часов хождения нам удалось остановиться в гостинице «Кенмо-Холл» на Тридцать третьей улице, что в Манхэттене. Проходя по улицам, я старался не обращать внимания на небоскребы, хотя они и влекли меня к себе: вблизи-то я их никогда не видел. Я понимал, что останавливаться было нельзя, дабы не выдать своим любопытством в себе иностранца.
В Америке мы находились уже три дня и чувствовали себя достаточно уверенно. Я говорил, не опасаясь более, что акцент подведет меня. Билли, имея в кармане пять тысяч долларов, полученные им от меня на карманные расходы, нажимал на виски в окружении девиц, которых во всех странах мира можно купить за два с половиной доллара.
Я же, в целях дальнейшей ассимиляции, должен был в это время прочитывать десяток газет, посещать не менее четырех раз в день кинотеатры и заводить знакомства среди горничных, шоферов такси и официантов. Война находила здесь свое отражение главным образом на первой полосе газет. Ньюйоркцы игнорировали ее настолько, что мне все более ясной становилась бессмысленность моего задания. Но я был обязан не рассуждать, а выполнять приказы.
Теперь я проходил мимо полицейских совершенно спокойно, без учащенного биения сердца, и с улыбкой смотрел на военные патрули. Я встречался с представителями властей и более не смущался, когда меня спрашивали о хлебе, который я хотел бы получить к гамбургерам.
— Даже странно, — заявил Билли, — что фэбээровцы продолжают безмятежно спать. Они должны были бы уже давно заняться нами.
— Может быть, — уклончиво согласился я.
— Теперь уже с нами ничего не случится, поскольку нам удалось вовремя скрыться и раствориться среди людей. Ты был прав: самым трудным делом была высадка.
— Если не считать нашего задания, — поправил я его.
Но он, шляясь по городу и раздавая столь щедрые чаевые, что мои волосы вставали дыбом, не желал ни о чем таком слышать. Однако он мне был еще нужен, и к тому же в хорошем настроении. Последнее, впрочем, обеспечивалось самим его пребыванием в Нью-Йорке, где он мог получить гораздо больше удовольствий, чем несколько недель тому назад в разбомбленном Берлине.
