Как указывает Е. А. Ляцкий, 26 января 1846 г. Чернышевский был уволен из семинарии, а увольнительное свидетельство с показанием успехов выдано 18 февраля.[326] Эти скупые данные дополнены в 1951 г. новонайденными материалами из фонда консистории.[327] Речь идет о «Деле о увольнении в университет ученика семинарии Николая Чернышевского и выдаче ему метрического свидетельства. Началось 1846 года января 24. Окончено 26 января 1846. На 5 листах».[328] В «Деле» пять документов. Первый (на гербовой бумаге) – прошение на имя Иакова, в котором Николай Чернышевский, ссылаясь на увольнение в декабре 1845 г. в епархиальное ведомство, выражал желание получить увольнительный вид и метрическое свидетельство. На документе сверху резолюция епископа: «1846 года. Генваря 23 д<ня>. Представить с мнением». Внизу дата получения документа в канцелярии епископа: 24 января. Следующие документы – черновая выписка из метрической книги (текст приведён в первой главе), запись в журнале консистории от 26 января о распоряжении Иакова выдать просимые документы и отметки о вручении их владельцу 18 февраля с распиской Г. И. Чернышевского в получении (за сына) подлинников. В копии свидетельства об увольнении говорится о Казанском университете. Сведений об успехах Чернышевского рассматриваемое «Дело» не содержит. Они приведены Е. А. Ляцким: «По философии, словесности, гражданской, церковно-библейской и российской истории – отлично хорошо; по православному исповеданию, Священному Писанию, математике, латинскому, греческому и татарскому языкам – очень хорошо, при способностях отличных, прилежании неутомимом и поведении очень хорошем».
Оформление увольнительных бумаг из консистории прошло без задержек, и 18 февраля Николай располагал всей необходимой документацией. Сложнее получилось с приобретением справки о материальном положении семьи Чернышевских, которую Гаврила Иванович должен был отправить с сыном в университет. Эти интереснейшие документы составили «Дело о учинении дознания о несостоятельности протоиерея Чернышевского и выдаче ему на сие свидетельства. Началось 1846 года апреля 25. Кончено 1848 января 26. На 25 листах».[329] Всё началось с прошения Г. И. Чернышевского от 24 апреля на имя Иакова об исхлопотании требуемого свидетельства, освобождавшего от ежегодной платы в 40 рублей серебром за слушание лекций в Петербургском университете, «а как я, кроме дома, в котором сам живу, никакого другого имущества не имею, то и вносить сказанной суммы не в состоянии». Иаков постановил «представить с мнением по надлежащем расследовании об имуществе просителя». «Расследование» поручили провести помощнику благочинного протоиерею А. Росницкому, который 6 мая 1846 г. представил рапорт с приложением свидетельских показаний «благородных лиц». «Гавриил Иванов Чернышевский, – говорилось здесь, – кроме дома, в котором сам он, протоиерей Чернышевский, с семейством своим жительствует, в городе Саратове ни за собою, ни за женою его Евгениею Егоровой никакого другого имущества не имеет и по недостаточному своему состоянию вносить за слушание сыном его Николаем Гавриловичем Чернышевским университетских лекций установленной законом суммы не может». А. Росницкий заключал: «Протоиерей Чернышевский никаких окладов от казны не получает, кроме дохода за исправление христианских треб в приходской церкви». Под свидетельским показанием – 12 подписей, и поскольку эти люди составляли ближайший круг знакомых Чернышевских, имеет смысл привести здесь эти имена: «Саратовской Сретенской церкви протоиерей Иоанн Сергеев Крылов,[330] надворный советник и кавалер Дмитрий Яковлев сын Чесноков, коллежский советник Гавриил Михайлов Шапошников, надворный советник и кавалер Олег Игнатьев сын Балинский, Саратовской Нерукотворённо-Спасской церкви священник магистр Алексей Петровский, коллежский асессор Алексей Петров сын Леонтьев, Саратовского Крестовоздвиженского второклассного девичьего монастыря священник Николай Иванов Кудряшов, коллежский асессор и кавалер Петр Иванов сын Соколовский, саратовский купец и городской голова Дмитрий Вакуров, коллежский асессор и кавалер Алексей Григорий сын Кошелев, коллежский асессор Афанасий Осипов сын Александровский, 9 класса чиновник Василий Николаевич Григорьев». 15 мая Г. И. Чернышевский получил требуемое свидетельство. На копии документа его расписка в получении подлинника.
Однако этим дело не закончилось. Спустя полтора года (17 ноября 1847 г.) Гаврила Иванович обратился с прошением выдать ему новое свидетельство, так как в прежнем говорилось лишь об имущественном его положении, а пункт о ежегодных взносах, которых он делать не в состоянии, отсутствовал. Университетское начальство, объяснял протоиерей, на первый раз приняло в уважение прежнее свидетельство, а теперь потребовало замены его другим с указанием, «что ни я, протоиерей Чернышевский, ни сын мой, ныне студент того университета, Николай Чернышевский, никакого недвижимого имущества не имеет, а потому положенной за слушание университетских лекций платы сорока рублей серебром в год вносить не может». Новое свидетельство может быть выдано, указывал Гаврила Иванович, на основании имеющихся в «Деле» сведений. Однако новый епископ Афанасий приказал помощнику благочинного И. Крылову все же «учинить разведывание». Не иначе как делом рук врагов Гаврилы Ивановича в консистории было «разведывание» это, затянувшее выдачу документа до января следующего года. И. Крылов писал в рапорте от 28 ноября: «Судя по весьма ограниченным доходам, какое получает вообще саратовское духовенство от церквей и в частности по доходам Нерукотворённо-Спасской церкви, при которой служит протоиерей Чернышевский, считаю верным, что он от доходов своих, при содержании семейства, остатков денежных иметь не может». 4 декабря консистория постановила выдать свидетельство. Но такой оборот дела меньше всего устраивал подлинного инициатора епископской резолюции об учинении «разведывания», и он вынужден был раскрыться. Им оказался секретарь консистории Константин Черепанов, сменивший в 1845 г. Т. Н. Григоревского, принесшего немало вреда Гавриле Ивановичу. К. Н. Черепанов – выпускник Вятской семинарии, в 1835–1845 гг. служил мелким канцелярским чиновником в сенате. В Саратове приступил к должности 9 февраля 1845 г., в 1849 г. перемещён секретарем в Смоленскую духовную консисторию.[331] По-видимому, именно К. Черепанова имел в виду мемуарист, когда писал о секретаре консистории, любившем затевать различные следствия во времена Иакова (или Афанасия). «У него имелось несколько агентов из бездолжностных пропившихся и запрещённых попов и дьяконов, которые шлялись по губернии и выведывали о проступках священников, в особенности богатых <…>. Этот секретарь нажил в Саратове большой каменный дом и две деревни, дворов по 50-ти в обеих крестьян».[332]
5 декабря Черепанов подал епископу особый рапорт, в котором писал, что семья протоиерея Чернышевского состоит всего из трёх человек, что от церкви он получает до трехсот рублей серебром в год и «частно дознано мною, – сообщал консисторский секретарь далее, – что протоиерей Чернышевский в своем доме жительствует сам, но сверх того при оном доме имеются и два флигеля, которые отдаются им внаём посторонним лицам и получается от них доход, который при малочисленности семейства его, Чернышевского, легко может покрывать требуемый университетом за слушание сыном его лекций, взнос денег 40 руб. серебром в год». 9 декабря епископ поручил инспектору семинарии Тихону «сделать дознание, действительно ли у протоиерея Чернышевского есть флигеля, приносящие доход и сколько», а 28 декабря Гаврила Иванович представил «Сведение», которое приводим почти полностью, опустив лишь начальную часть текста с перечислением уже известных обстоятельств. «О имеющихся при доме моём флигелях объявляю, – писал Г. И. Чернышевский, – что один из сих флигелей имеет в длину и ширину по три сажени, а другой три в ширину и четыре в длину. Первый действительно мог бы, если бы занимаем был постоянно жильцами, приносить доход, как в настоящее время и приносит серебром пятьдесят семь рублей; но из этого количества необходимо следует исключить а) установленный по Высочайше утверждённому в 1838-м на городе Саратове положению, коим домы духовенства саратовского подвергнуты платежам в пользу городских доходов и на квартирную повинность, взнос по оценке дома моего в 1145 рублей серебром, по три копейки серебром с каждого оценочного рубля всего серебром 34 рубля 35 коп. и б) по ежегодным поправкам по самой малой мере 20 рублей серебром: следовательно, в пользу мою остаётся только серебром же 2 руб. 65 коп. Второй составляет к дому кухню и избу для житья прислуги. Сей флигель отдельно от дома отдаваем быть не может и в настоящее время отдается изба оного внаем, потому, во-первых, что прислуга у меня состоит только из работника и работницы, помещающихся в кухне, во-вторых, потому, что если топить одну кухню, то изба будет мокнуть и от того подвергаться преждевременному повреждению, посему в охранение от того имею и в сем флигеле за тридцать пять рублей серебром в год постояльцев, которые в кухне отапливаются моими дровами; за исключением из сей суммы на ежегодные поправки 12 рублей и на отопление для постояльцев 18 рублей серебром, остается в пользу мою серебром пять рублей. По таким-то пользам, весьма незначительным, от отдачи внаём флигелей, протоиерей Росницкий и священник Крылов, коим поручено было дознание по прошениям моим, не сочли, вероятно, даже нужным и сказать в донесениях своих что-либо о сих флигелях.
