Можно привести и другое наблюдение. Некто пришел, говорит Новиков, по своему делу в одну из московских канцелярий. «Сторож, отставной солдат, бывший в походах при первом императоре, с почтенными усами и стриженою бородою, ввел меня в большую комнату, где все стены замараны чернилами и в которой навалено великое множество бумаг, столов и сундуков, подьячих, оборванных и напудренных, то есть разного рода человек 80. Многие из них драли друг друга за волосы, а прочие кричали и смеялись… Дожидался я часа два, чтоб сии господа успокоились; после того подходил ко многим, дабы узнать, что мне делать. Насилу нашел дневального, у которого сии дела; он мне гордо сказал: «Подождите, не бывал дежурный». Я говорю: «Мне сказали, что это вы, сударь». Он засмеялся и сказал мне: «Я дневальный, это правда; однако дневальный и дежурный не все одно» и т. д. («Трутень», 1770, л. XI).
Эта картина канцелярского быта предвосхищает описания канцелярий, памятные нам, например, по произведениям Гоголя.
Новиков сумел зарисовать человека, который появится затем в комедиях А. Н. Островского под именем Бальзаминова:
«Разиня, молодчик, имеющий самый маленький чин, посредственный достаток и крошечный умок, влюбляется во всех знатных госпож, ходит для того на все публичные гулянья; проходя мимо их, вздыхает, жалуется на судьбу и на их жестокость, что они не награждают постоянной его любви; но госпожи сего бедняка и в глаза не знают, хотя и издерживает он три четверти своего дохода на завивание и пудрение волос, для того только, чтобы они его приметили» («Пустомеля», июнь).
В листе девятом части первой «Живописца» Новиков печатает письмо одного из своих корреспондентов, сообщившего тридцать изречений, заметок, афоризмов, якобы извлеченных из записок его деда. Письмо не подписано, что само по себе может указывать на авторство Новикова.
«Скажи дочери своей, чтоб она научилась быть чистоплотною, прежде чем примется за щегольство».
«Не смейся громко при людях, коим ты должен оказывать почтение».
«Не становись задом, молодой человек, пред теми, кои выше тебя чином и старее тебя летами».
«Чтобы дела твои шли с успехом, надобно, чтобы ты о них сведом был».
«Тот, кто в праздник все пропьет, должен назавтра поститься» и т. д.
При взгляде на эти изречения современный читатель не может не вспомнить знаменитые афоризмы деда Козьмы Пруткова, его «Плоды раздумья», получившие всеобщую известность:
«Первый шаг младенца есть первый шаг его к смерти».
«Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться».
«Не ходи по косогору, сапоги стопчешь».
«Если хочешь быть красивым, поступи в гусары».
Новиков тонко пародировал афоризмы житейской мудрости, рассыпанные в притчах и апологах нашей древней письменности, дешевые сентенции моралистов, и трудно отделаться от впечатления, что ему подражали создатели Козьмы Пруткова — братья Жемчужниковы и А. К. Толстой.
На втором году издания «Живописец» заметно снизил резкость обличения. Видимо, Новикову дали понять, что ему действительно почаще нужно показываться «с тою прекрасною женщиною», которая называется Осторожность; об этом разумном совете он писал еще во втором листе «Живописца», где автор обращался к самому себе, намечая программу издания.
В 1773 году в журнале печатаются речи духовных особ, переводы писем прусского короля, семь номеров отведено для сатир Буало, и заканчивается журнал сдвоенным двадцать пятым и двадцать шестым листом, содержащим оду неизвестного автора Екатерине II. Но и в этих трудных цензурных условиях нет-нет да и мелькнет в журнале блеск новиковской сатиры в виде письма Ермолая, дяди памятного читателям Фалалея, или стихов «Похвала учебной палке», направленных против офицеров, избивающих солдат, — стихов, прямо осуждающих палочную дисциплину, внедряемую в русской армии.
В одном из последних листов «Живописца», в двадцать третьем, Новиков изложил в форме читательского письма биографию молодого дворянина, нашедшего в себе силы отойти от светской суеты, и утвердил его выбор в глазах читателей. Этот молодой человек, начавши службу, попал в компанию картежников, сделался мотом и увлекся любовными приключениями. Но через некоторое время он понял гнусность своего поведения и резко изменил образ жизни. Он покинул мнимых своих друзей и остался с двумя искренними, удовольствовался малым чином и, наконец, принял намерение жениться на беднейшей, зато добродетельнейшей девице. С нею он решил уехать в деревню, чтобы остальные дни своей жизни препровождать в тишине и покое — с утра осматривать поля, вечера проводить в кругу семьи, отдыхать за письмами к друзьям. Но не стыдно ли молодому человеку брать отставку? Что скажет на это издатель «Живописца»?
А что мог ответить Новиков, сам в юные годы ушедший с государственной службы для частной деятельности на пользу России? Он посоветовал корреспонденту испытать себя, будет ли он любить жену и не бросит ли ее, следуя моде? Что же касается отъезда в деревню, то, писал Новиков, «в отставке молодому человеку быть не стыдно, лишь бы только был таковой человек себе и обществу чем-нибудь полезен».
Письмо это нельзя считать случайным документом. Новиков указывал путь и пример, которому должны следовать молодые дворяне, познающие суету светской жизни, он призывал их трудиться на благо отечества и выполнять свои обязанности руководителей и опекунов крестьян. О Митрофане Простакове через десять лет напишет Фонвизин, однако невежество и злобная грубость Скотининых и Простаковых уже представлялись Новикову угрозой социальному миру России, и в своих журналах он выставлял на всеобщий суд их отвратительные черты.
В конце июня или начале июля 1773 года «Живописец» прекратил свое существование.
Глава VI
НА ИЗБРАННОМ ПУТИ
Какими в свете сем следами
Искать спокойствия пойдем?
Не сходствуя ни в чем сердцами,
Мы спорить на пути начнем.
М. Херасков
Русская литература набирала силы. Журналы выдвинули неизвестных дотоле авторов, и число их продолжало расти. В одном из немецких изданий в 1768 году появилось «Известие о русских писателях», составленное кем-то из путешествовавших за границею русских. Называют Владимира Лукина, Сергея Домашнева, Федора Волкова; Ивана Дмитревского — пожалуй, с наибольшей вероятностью. Первое по времени, сообщение это, однако, было неполным и неточным.
Новиков, движимый любовью к словесности и подлинным уважением к людям, трудившимся на ее ниве, стал собирать сведения о русских литераторах, желая составить словарь более основательный, чем названное «Известие». Печатных источников для такой работы не существовало: Новиков готовил книгу «по словесным преданиям», услышанным or самих авторов, от знавших их людей. Помогали собственные наблюдения и знакомства, а также книги историков Щербатова и Татищева.
