В одной из статей «Живописца» Новиков писал о том, что необходимо для успешной торговли книгами в России:
«По моему мнению, государь мой, не довольно сего, чтобы только печатать книги, надобно иметь попечение о продаже напечатанных книг… Петербургские и московские жители много имеют увеселений: есть у них различные зрелища, забавы, собрания, следовательно, весьма не у великого числа людей остается время для чтения книг… Напротив того, живущие в отдаленных провинциях дворяне и купцы лишены способов покупать книги и употреблять их в свою пользу. Напечатанная в Петербурге книга через трое и четверо рук дойдет, например, в Малую Россию; всякий накладывает неумеренный барыш для того, что производит сию торговлю весьма малым числом денег; итак, продающаяся в Петербурге книга по рублю приходит туда почти всегда в три рубля, а иногда и больше. Через сие охотники покупать книги уменьшаются, книг расходится меньше, а печатающие оные, вместо награждения за свои труды, терпят убыток».
Новиков думал о том, как вложить книгу в руки читателей, он хотел прийти со своими изданиями во все отдаленные уголки Российской империи, желал наставлять людей, но необходимых способов к тому еще не имел.
«Общество, старающееся о напечатании книг» в 1774 году распалось. Новиков продолжал издавать книги один.
Не находя в окружающей жизни достойных подражания образцов добродетели, Новиков обращается к русской истории. В пору повального увлечения французскими модами, манерами, языком, в годы пренебрежения к национальным достоинствам, существовавшего в дворянском обществе, Новиков решительно идет против течения и произносит слово русского патриота.
В 1773 году Новиков приступил к изданию памятников русской истории, культуры и быта, объединенных в сборники, выходившие по мере накопления материала.
Серия этих книг называлась «Древняя Российская вивлиофика», то есть библиотека, и титульный лист указывал, что в ней будут печататься повествования о русских посольствах в другие государства, редкие грамоты, описания свадеб, сведения об исторических и географических достопамятностях, сочинения древних российских стихотворцев и многие другие редкие и любопытства достойные исторические документы.
С 1773 по 1775 год вышло десять частей «Вивлиофики». Через пятнадцать лет Новиков повторил это издание в дополненном виде и выпустил уже двадцать частей «Вивлиофики».
В предисловии к первой книге он писал:
«Не все у нас еще — слава богу! — заражены Франциею, но есть много и таких, которые с великим любопытством читать будут описания обрядов, в сожитии предков наших употреблявшихся; с неменьшим удовольствием увидят некое начертание нравов их и обычаев, и с восхищением познают великость духа их, украшенного простотою. Полезно знать нравы, обычаи и обряды древних чужеземных народов, но гораздо полезнее иметь сведения о своих прародителях».
Российские древности не «Живописец», тут подвоха ожидать не приходится. Екатерина приказала передать Новикову копии нужных ему документов из архива и отпустила деньги на издание — тысячу рублей в 1773 году и двести голландских червонцев в следующем. Охотников подписываться на «Вивлиофику» набралось мало, издание было убыточным, и денежная поддержка подоспела весьма кстати.
В том же 1773 году Новиков напечатал ценнейший памятник русской исторической географии XVII века — «Книгу Большого чертежа», названную им так: «Древняя российская идрография, содержащая описание Московского государства, рек, протоков, озер, кладезей и какие на них города и урочища». Книга эта впоследствии не раз переиздавалась.
Политическая обстановка не благоприятствовала просвещению. Правительство Екатерины II воевало со своим народом.
Новиков отлично знал, что книжным голодом страдает провинция и книги нужны именно там. Но связи столицы с юго-востоком страны и Сибирью стали крайне затруднительны — торговые обозы не могли идти через губернии, охваченные огнем восстания.
О Пугачеве в Петербурге впервые услышали 14 октября 1773 года, когда его войска уже вели осаду Оренбурга, захватив степные крепости Рассыпную, Нижне-Озерную, Татищеву, Чернореченскую, Сакмарский городок. Екатерина в тот же день приказала генерал-майору Кару принять начальство над войсками, учинить против оного злодея поиск и стараться как самого его, так и злодейскую его шайку переловить.
Кар выехал к Оренбургу и быстро убедился, что выполнить приказ государыни не так-то просто.
«Шайка» Пугачева была очень велика: за ним поднялись многие тысячи людей — яицкие казаки, крестьяне, заводские рабочие, угнетенные народы юго-восточной России — башкиры, калмыки, киргизы. Всех их преследовали царские чиновники, грабили судьи, обижали помещики, мучили работой и пытками владельцы уральских заводов и шахт. С надеждой на освобождение двинулись они за государем Петром Федоровичем, чьим именем назвался Пугачев, и верили обещаниям освободить их от кабалы и наказать дворян, виновников народных страданий.
«Заблудившие, изнурительные, в печали находящиеся, по мне скучившиеся, услыша мое имя, ко мне идти, у меня в подданстве и под моим повелением быть желающие! — взывали манифесты Пугачева. — …Ныне я вас, во-первых, даже до последка землями, водами, лесами, жительствами, травами, реками, рыбами, хлебами, законами, пашнями, селами, денежным жалованьем, свинцом и порохом, как вы желали, так пожаловал по жизнь вашу».
— Сколько во изнурение приведена Россия, — говорилось в другом обращении пугачевцев, — от кого ж — вам самим то небезызвестно. Дворянство обладает крестьянами, но хотя в законе божием и написано, чтоб они крестьян так же содержали, как и детей, но они не только за работника, но хуже почитали псов своих, с которыми гоняли за зайцами. Компанейщики завели премножество заводов и так крестьян работою утрудили, что и в ссылках того никогда не бывало, да и нет…
Восставшие разбили мелкие отряды Кара и заставили его отступить. Генерал поехал в Петербург за подкреплениями: он понял, что силами гарнизонных инвалидов-солдат и поселян с Пугачевым не справиться. Императрица сочла Кара трусом, уволила со службы и передала командование генералу Бибикову, бывшему маршалу Комиссии о сочинении Нового уложения.
В конце декабря Бибиков прибыл в Казань. Следом за ним двигались полки пехоты и конницы, с которыми он надеялся победить Пугачева. Казанские дворяне обещали конный корпус из своих крестьян. Екатерина благодарила верноподданных и милостиво объявила себя казанской помещицей.
