— Слушаю вас, — обратился он к ним.
— Нет уж, — улыбнулся седой профессор в золотых очках, — сейчас мы вас будем слушать. — И привстав со стула, протянул наркому руку.
Недоумевая, Дзержинский машинально подал ему свою руку. Но профессор не пожал ее, а охватив пальцами запястье, быстро нащупал пульс. Левой рукой он вынул из жилетного кармана часы и, глядя на секундную стрелку, стал про себя считать.
«Ах, вот оно что — медицинский осмотр, причем без моего согласия», — молча возмутился Феликс Эдмундович и бросил негодующий взгляд на Беленького, который делал вид, будто что-то рассматривает через окно вагона.
Измерив пульс, профессор спросил:
— На что вы жалуетесь? Как чувствуете себя?
— Я ни на что не жалуюсь, — пожал плечами Дзержинский. — И чувствую себя ничего… Признаться, не ждал вашего визита…
— А мы не сами пришли. Нас настойчиво, даже весьма настойчиво приглашал вот этот товарищ из ВЧК, — и профессор кивком головы указал на Беленького. — Мы полагали, что это по вашему приказанию. Если разрешите, продолжим осмотр. Прошу вас, разденьтесь до пояса.
Дзержинский молча повиновался…
Когда осмотр закончился, Беленький поспешил уйти вместе с врачами.
Продолжая негодовать на бесцеремонность своего помощника, нарком снова взялся за дела. Но он был возмущен и работа не клеилась. Так как Беленький долго не возвращался, он послал за ним.
— Что за комедию вы сегодня разыграли? — грозно спросил его Дзержинский. — Не находите ли вы, что слишком много себе позволяете?
— Ничего я не нахожу, — обиженно ответил Беленький. — Из-за вас я уже получил строгий выговор по указанию Ленина. Хватит с меня одного строгача.
— А при чем тут Владимир Ильич?
— Сегодня утром Москва вызвала меня к прямому проводу. Герсон по поручению Ленина спрашивал, сможете ли вы дальше оставаться в Сибири без ущерба для своего здоровья? Что ответить? Сказал: «Не знаю, я не доктор». А Герсон по секрету мне говорит: «Ленин предложил как-нибудь освидетельствовать Дзержинского так, чтобы он даже не знал, зачем это делается».
— Значит, в тайне от меня? А где сейчас находится Владимир Ильич?
— Как вы и советовали, в совхозе Костино под Москвой. «Значит, Владимир Ильич еще нездоров», — подумал Дзержинский и примирительным тоном спросил:
— Что же все-таки про меня врачи сказали?
— Сказали — артериосклероз. Организм расшатан, истощение нервной системы, усталое сердце… Многое говорили, но я не все понял. Завтра дадут мне заключение консилиума, перешлю в Москву.
— А насчет пребывания в Сибири был разговор?
— Еще какой. Тут у них целый спор вышел. Двое считали, что вам нужно срочно уехать отсюда на отдых, а профессор с ними не согласился. Он сказал, что если вас отзовут в Москву против вашей воли, то это крайне отрицательно подействует на нервную систему, и резко ухудшится самочувствие. Так что настаивать на немедленном отъезде ни в коем случае нельзя.
— Оказывается, ваш профессор — умница, тонко разбирается в своем деле, — сказал, довольно улыбаясь, Дзержинский. — Знаете, Абрам Яковлевич, если бы меня отозвали досрочно, до выполнения задания — я был бы морально убит и, возможно, вышел бы из строя… Не сердитесь, что я погорячился. Осенью поедем вместе на юг, погуляем, покупаемся в море, отдохнем…
— «Не сердитесь», — обиженно ворчал Беленький и, усмехнувшись в усы, добавил: «Отдохнем на юге». А про себя подумал: «С тобой отдохнешь, как же. Я помню прошлогодний „отдых“ в Кореизе…»
* * *
Раздался стук в дверь и вошел Благонравов.
— Вы очень кстати пришли, — обратился к нему нарком. — Как вас встретил «бородач»?
— Сначала настороженно. Когда я сообщил ему, что все время буду находиться в управлении округа и попросил выделить для меня комнату, он, видимо, решил, что ему не доверяют и заметно нервничал. Затем я ему передал вашу записку. Он прочитал и говорит: «Значит, на вас возлагается обязанность ограждать администрацию округа от вмешательства посторонних органов?» Я подтвердил и говорю: «Кроме того, мне также поручено, как вам сообщает нарком, понуждать тех работников транспорта, кто не выполняет ваших указаний как начальника округа». Тут он успокоился и, видимо, был польщен, что я, начальник транспортного отдела ВЧК, буду, как вы ему писали, ежедневно приходить к нему за получением «указаний и поручений».
— Да, специалист он знающий, но человек совершенно безвольный, — с сожалением произнес нарком. Со своими помощниками он запанибрата, не может потребовать с них, как полагается. Округ вместе с Кудрявцевым довел до полного развала. Я раньше вас послал сюда, а теперь и сам приехал, потому что до сих пор на дорогах не чувствуется твердой руки, и выполнение правительственного задания под большой угрозой. Начальника округа безусловно надо сменить, но во время хлебных перевозок нельзя этого делать. А вот некоторых из его помощников я решил немедленно снять и кое-кого уже сместил.
— Копию вашего распоряжения об отстранении начфина Новикова я получил.
— Больше терпеть нельзя было. Финансовые дела он запутал до крайности. До сих пор не выплачена задолженность рабочим и служащим за ноябрь и декабрь, несмотря на мое строжайшее приказание. Возможно, что тут злой умысел. Я приказал провести расследование.
— Очень возможно, Феликс Эдмупдович. Особенно, если учесть, какими помощниками окружил себя Новиков. Аттестационная комиссия свидетельствует, что один из них — «противник Советской власти», а второй — даже монархист.
— Пришлось также сместить начальника отдела эксплуатации Бухвостова, — продолжал нарком. — У него своеобразная форма саботажа. Со всеми заданиями и планами он соглашается, а практически ничего не делает для их выполнения. Недавно выявилось, даже не знает, где на линии имеются запасы топлива. В его характеристике написано «противник Советской власти», но я сужу о нем вовсе не по этой характеристике, а по делам, вернее — по его полной бездеятельности. Отдал приказ, чтобы в трехдневный срок он сдал дела и выехал в распоряжение НКПС.
— А кем вы его замените? — озабоченно спросил Благонравов. ― Ведь от этого во многом зависит успех перевозок.
— Временно я назначил одного крупного инженера из нашего инспекторского аппарата. Мне говорили, что он — видный специалист и в старом министерстве командовал движением поездов во всероссийском масштабе. Полагаю, выправит дело. Ну, а что показало расследование на телеграфе? Сегодня тоже выявился возмутительный факт. Мой приказ № 18 и телеграмма об увеличении погрузки доставлены начальнику Омского линейного отдела с опозданием на двое суток. Причем и приказ, и телеграмма прибыли без окончания. С такой связью мы потерпим полнейший крах.
