«Я канул в скитаньях далёко…»
Я канул в скитаньях далёко,
Ни дома мне нет, ни любви.
Чужие ветра и осока
Меня иссекли до крови.
И дикие звезды Пальмиры
Меня прожигали насквозь.
Нашёл я сокровища мира,
Лишь счастье моё не нашлось…
И путь мой усеян камнями,
И молодость выпита вся…
Босыми дошёл бы ногами,
Куда возвратиться нельзя.
Но где же искать вас, истоки,
Родная моя сторона?
К чужбине ведут все дороги,
На Родину – только одна!
Грусть – это просто трава лебеда,
Память о прошлом – цветок незабудка,
Душные слёзы – морская вода,
Смерть – это чья-то жестокая шутка.
Небыль и быль порастают быльём,
В окнах души отражаются звёзды.
Просто любимые, просто вдвоём…
Господи! Как это было непросто!
Слов не надо, пожалуйста, тише.
Здесь уже отгремел Божий гром.
Здесь, молитвы сыновьи услышав,
Мать Россия взмахнула мечом —
Так, что плачут поныне берёзы,
А по Волге в траве луговой
Выпадают кровавые росы.
Здесь бессмертье и вечный покой.
Здесь минуты молчания глуше,
Здесь по-русски молчат о былом.
Тишиной разрываются души,
Опалённые Вечным огнём.
Видно, хлеб твой и горек, и лаком:
Узнаю тебя, брошенный Дом!
По чумным обречённым баракам,
И по шраму над пятым ребром,
И по волчьему взгляду ребёнка,
По могильным крестам у реки,
И по морде крутого подонка,
Чью машину сожгли мужики.
И в ларьке, у витрин закопчённых,
В белохлебном витая дыму,
Продавщице скажу: «Дайте чёрный,
Я без чёрного жить не могу!»
«Судьба на испытанья не скупилась…»
Судьба на испытанья не скупилась,
И жизнь была не Божия роса…
Спрошу тебя: «За что же полюбила?
Неужто за красивые глаза?
А может, за обманчивость полёта,
За первые бездарные стихи?..»
В ответ услышу: «Любят не за что-то.
Тебя я полюбила вопреки!»
Поверь, любовь не умерла,
И счастье где-то есть.
В плену потерь, сомнений, зла
Я жду благую весть.
Я жду, как первый свет весны,
Шагов твоих капель.
Я жду в тревоге тишины,
Не закрывая дверь.
Поверь, я научился ждать,
Научишься и ты,
Как прежде, искренне прощать
Разбитые мечты.
А не дождусь – не обессудь,
Не отпущу тебя!
И там, где мой прервётся путь,
Я буду ждать, любя.
Веками учит «Домострой»:
«Жена да убоится мужа!»
Известно женщине любой:
Терпи, покорствуй, будь послушна.
Я «Домостроем» дорожу,
И ты меня не облапошишь!
Всё будет так, как я скажу!
А я скажу, как ты захочешь.
«Были дерева в зелёных фраках…»
Были дерева в зелёных фраках,
Соло исполнял красавец март.
Этот вечер на кошачьих лапах
К нам подкрался вдруг и невпопад.
Таял под ногами чёрным снегом
Холод затянувшейся зимы.
Чудо – быть с любимым человеком —
Только-только пригубили мы…
Этот вечер золотом и шёлком
Сам Господь, наверно, вышивал,
Если до сих пор не помним толком,
Кто из нас кого поцеловал.
Геннадий Иванович Кобылкин – член Союза писателей России и Товарищества детских и юношеских писателей России, лауреат московской областной поощрительной литературной премии имени Я.В. Смелякова (2009), лауреат международного литературного конкурса «Ступени-2» (2005) и международного литературного конкурса им. А.Н. Толстого (2006), автор поэтической книги «Берегов родное очертанье» (2009). Его стихи печатались в альманахе «История Угреши», журнале «Поэзия», коллективных сборниках и периодической печати.
«В храме солнца – белой роще…»
В храме солнца – белой роще —
В жёлтом саване и пыли
Лета высохшие мощи
До зимы глухой застыли.
Ветры в пашне студят ноги,
Провода всю ночь гудели.
Низким избам у дороги
Снятся гиблые метели.
Не до звона, не до лоска:
В тёмных латах время суток.
Осень горбится в обносках
И спешит на первопуток.
«Сквозят в лазури дымкой облака…»
Сквозят в лазури дымкой облака,
И полая вода шумит по склонам.
Как вена, вздулась, тужится река,
И шалый ветер носится по кронам.
Запахло талой свежестью коры,
На солнце лёд темнеет и слезится.
Вдали дымятся рыхлые бугры,
И лёгкий пар над полем серебрится.
Ещё белеет снежная гряда,
А лужицы на солнце пламенеют.
Вода в лучах как жидкая слюда,
В ней тени крон извилисто синеют.
Забавная весёлая пора
Звенит с карниза в солнечной капели.
На улице смеётся детвора,
На окнах в доме стёкла запотели.
Грачиный грай по-летнему весь день,
Тепло, но лёгкий ветер студит руки.
И благостно-пленительная лень
Весною в каждом запахе и звуке.
«Есть вечера, безмолвной негой полны…»
Есть вечера, безмолвной негой полны,
Когда в тиши отчётлив каждый звук,
Когда зари румянящейся волны —
Бесценный дар из благодатных рук.
Они подчас, как лёгкие виденья,
Являют нам волшебный, нежный Лик.
И всё хранит печать благословенья,
И Вечностью наполнен каждый миг.
«Закрыв на час поля густой завесой…»
Закрыв на час поля густой завесой,
Спустился дождь сплошною полосой.
Но снова солнце светится над лесом,
Блестит трава янтарною росой.
В лучах лоснятся чистые пшеницы,
И лёгкий пар задумчиво скользит.
В берёзах нежно шепчутся косицы,
В них ветерок таинственно сквозит.
Грачиный молодняк галдящей стаей
Срывается со старых тополей
И, вдоль дороги низко пролетая,
Чернеется на зелени полей.
Запахла мёдом кашка луговая,
Отчётливей слышны перепела.
Вот ящерка зелёная, зевая,
Пластом, на солнце греючись, легла.
Степное освежённое дыханье
И яркий блеск алмазных крупных слёз.
Вдали порой внезапное блистанье
Ушедших, но волнующихся гроз.
Древнему городу в Болгарии —
Несебру, ранее Мессамбрии
Вдалеке Балкан упругий кряж,
Синевой пропитанное море.
И в ночной прохладе древний пляж,
И луна фракийская в просторе.
И, касаясь бережно воды,
Всей душой, что в прошлое проникла,
Слушаю дорийские лады,
Вижу флот могучего Перикла…
Я всегда паломничать мечтал
И вхожу в Мессамбрию в надежде…
Вижу стены, гавань, низкий вал
И ромея в складчатой одежде.
Сколько горя, соли и тепла
Ты хранишь в своей заветной чаше —
Прикоснусь и чувствую: была
Ты ещё загадочней… и краше.
«Пропадаю от грусти и лени….»