Я глядела на его взволнованное лицо и нахмурившиеся брови и смеялась:
– Сергей Александрович, меня-то вам не придется бить!
Я всегда была с ним очень робкой и старалась действовать только уговорами – никаких криков, ультиматумов, поэтому понять не могла, за что же он меня будет бить. И Райх, и Дункан действовали одинаково – если им что-то не нравилось, они устраивали глупую истерику с воплями и условиями. Я ведь была совсем не такая, предпочитая действовать осторожно. Ну нет, их ошибок я повторять не собиралась!
По обыкновению Есенин облачился в свою пушкинскую крылатку и цилиндр – в таком виде он часто ходил по Москве, желая походить на великого поэта. Мы собирались поехать в «Стойло». Есенин очень боялся, что туда заявится Дункан и устроит скандал. Решили договориться, что я уйду на всякий случай на полчаса, а он ее быстро выпроводит, чтобы к тому времени, когда я вернусь, ее уже там не было. Пока мы уславливались, с вечера Дунканши приехали Катя и Марцел Рабинович. Катя сказала, что Дункан, уже порядочно выпившая, поехала домой. Есенин выслушал это известие с огромным облегчением и весь остаток дня ходил веселый и радостный.
Правда, с Дункан он все же встретился еще раз. В тот вечер он был пьян – снова его дружки постарались. Они же и подбили его поехать. Я подсказала ему, что лучше бы взять кого-нибудь с собой, чтобы Дункан не смогла уговорить его остаться. Предложила, было, свою подругу Аню Назарову, но потом поняла, что она сможет выяснить нашу с ней связь и тогда заявится ко мне.
– Екатерина, едем к Дункан! – обратился Есенин к вошедшей вдруг Кате.
– О, прекрасно! Это очень хорошо, Сергунь, милый! Катя вытащит тебя оттуда!
Катя ехать не хотела, боялась сцен и скандалов, о которых так много слышала вокруг. Мне удалось все же ее уговорить. Я осталась ждать результатов поездки. В этот день он должен был окончательно порвать со старухой.
Получив телеграмму от загадочной Бениславской, я не находила себе места. Я целыми днями бродила по Ялте и окрестностям, стараясь избавиться от тяжелых мыслей и ожидая отъезда в Москву. Кто она? Знаю ли я ее? Возможно ли, чтобы так быстро Сергей влюбился и даже женился? Он же сказал, что любит, когда мы прощались… На груди моей словно лежал неподъемный камень – так тяжело было дышать. Весь мир превратился в маленькую щелочку света, а я находилась в страшной и пустой темноте.
Илья Ильич принес свежий номер «Красной нивы». Я бросилась пролистывать его в надежде найти стихи Есенина. На седьмой странице я увидела заветную надпись на кириллице. Обрадованная я попросила Шнейдера перевести:
Ты такая ж простая, как все,
Как сто тысяч других в России.
Знаешь ты одинокий рассвет,
Знаешь холод осени синий.
Я прервала его и восторженно воскликнула:
– Это он обо мне написал!
– Мисс Дункан, нет, вы неправильно поняли. Речь идет о какой-то русской женщине.
– Да нет же, Илья Ильич! Это он мне написал! Он всегда говорил, что у меня русская душа!
Он не стал больше спорить, хотя ничто бы не могло убедить меня в обратном.
Мы вернулись в Москву. До меня сразу же донесли слухи о романе Есенина с какой-то актрисой. Но я решила, что с меня хватит! Он ясно дал мне понять, что любит другую. У меня тоже было самолюбие, и я никогда бы не унизилась до того, чтобы бегать за ним и просить его быть со мной. Раньше я возвращала его, потому что он говорил мне о своей любви, теперь же…
Я не искала с ним встреч, а полностью погрузилась в работу, тем более, что дела в школе шли неважно. С детьми мы разучивали ирландскую джигу. На один из концертов пришел Есенин. Илья Ильич потом рассказал мне, что он появился за кулисами в момент, когда я танцевала «Славянский марш». Он увидал, что Есенин рвется на сцену, а его держат под локти два милиционера. Он вырывался и, ударяя себя кулаком в грудь, то и дело повторял:
– Я Дункан! Оставьте меня! Я Дункан!
Илья Ильич подошел к ним.
– Это к вам? – спросили его стражи порядка.
– Да-да, это со мной, – поспешил спасти он Есенина.
– Илья Ильич, а я Изадоре цветы послал!
– Знаю, знаю! Тише! «Славянский марш!»
– Я хочу посмотреть на нее!
– Хорошо, но обещайте, что будете стоять тихо!
Он провел Есенина к первой кулисе. Через несколько секунд Сергей не выдержал и начал громко шептать:
– Изадо-о-о-ра! Изадо-о-о-ра!
Я ничего этого не слышала. Я танцевала с упоением и, забыв обо всем – о своей несчастной любви и о нем. Зал грохотал. Аплодисменты оглушали. Я была счастлива, и по лицу моему текли слезы. Откланявшись, с огромными охапками букетов, я пошла за кулисы. И вдруг увидела Есенина. Золотистые волосы и два блестящих ярко-синих глаза. Мне казалось, что я вышла из темноты на яркий солнечный свет. Меня залила всеобъемлющая нежность.
– O-o-o, darling! – вырвался у меня дрожащий вздох.
Я бросилась обнимать его и обвила руками его шею. Он был такой родной, такой мой. Я уткнулась ему в плечо, а он принялся целовать мои руки.
– Sergej! Angel moj! Zhizn moja!
Раньше мне казалось, что я обижена на него, но теперь, увидев Есенина перед собою, я поняла, что ошибалась. Я любила его еще больше, чем прежде, и никакие его выходки не могли этого изменить. Мой ангел снова был со мной – и это все, чего я хотела в этой жизни.
– Sergey, ehat’ kushe! Kushe! Prechistenka!
Он поспешно и радостно закивал.
– Только пусть Катя тоже поедет с нами!
Я насторожилась – что это за Катя еще, но он тут же заторопился пояснить:
– Изадора, систра! Катя – систра!
– Ah, sistra! Khorosho! Sistra! Ehat’, ehat’!
Схватив меня за руку, он крепко сжал ее и с горячностью затараторил:
– Знаешь, Катя – гений! Как Шаляпин! Как Дузе! Она так поет! Рязанские песни! Мои любимые песни, Изадора! Чудо! Ты должна послушать!
Катя стояла рядом и ничуть не смущалась. Немного похожая на брата, но с темно-русыми волосами. Мне показалось, что она смотрела на меня с небольшим презрением.
Мы поехали на Пречистенку. Компания, как и всегда, собралась большая. Есенин был в возбуждении.
– Спой, Катя! – требовал он.
Катя запела какую-то тоскливую и красивую песню. У нее был приятный высокий голос. Все аплодировали. Больше петь Катя не стала. Было видно, что ей здесь неуютно. Есенин сидел в каком-то раздумье. Он молчал, прикрыв глаза рукой. «Что с ним? – тревожно подумала я. – Опять тоска? Но здесь же он дома! Что же случилось?» Я тихонько подошла к нему и, наклонившись, прошептала:
– Sergej, njet pit’! Stop!
В следующее мгновение он резко вскочил, как пружина, ударил кулаком по столу и отошел в сторону. Я не знала, что делать дальше и стояла в недоумении. Неужели опять будет скандал?
