Но что сказать о моральном воздействии этого существа, всецело проникнутого богом? Слишком очевидно, что его спокойное и постоянное прозрение, слитое с его плотью, как запах ели – с осенним медом, просачивается на языки изголодавшейся молодежи, которая упивается его жестами, его движениями. Он и не подозревает этого. Он оставляет их свободными, как он думает. Он полагает, что бог просто распространяет через него свой запах, как тимьян, по которому пробегает ветер. Тимьян не старается убедить вас. Вдыхайте его аромат полной грудью.
В этом – вся основа учения Рамакришны. Прежде всего имейте и сохраняйте тело, чувство, разум цельными и чистыми, без пятна, без царапины, – все существо молодым, как Адам.
Первое правило этого – воздержание.
Это правило, которое наши западные антиклерикалы делают в простодушном неведении монополией Римской церкви и против которого они неустанно собирают и пускают все те же тупые стрелы, так же старо, как мир, – хотя, если бы оно применялось всем миром, он бы, очевидно, не состарился. Все великие мистики и большая часть крупных идеалистов, самые гениальные созидательные умы постигли ясным сознанием или инстинктом огромную силу духовной сосредоточенности и накопления созидательной энергии, возникающего благодаря воздержанию от органических и психических затрат, вызываемых половым чувством. Даже такие неверующие люди, предоставленные случайностям ощущений и вспышкам желаний, как Бетховен, Бальзак или Флобер, чувствовали и говорили это…
– А что же мне останется для лучшего (для бога, для животворящего искусства)? – восклицал однажды Бетховен, оттолкнув призыв телесной страсти. Еще с большим основанием люди, преисполненные страстью к богу, не могут допустить дележа! Они хорошо знают, что бог откажется посещать их в доме, заполненном и загрязненном желаниями (потому что не только самое действие является предосудительным, но – еще более! – мысль: половое воздержание ни к чему не приведет, если похоть укрепится в тайниках сердца, это будет бессилием – то есть еще одним поражением, – а не освобождением). Это правило непреложно для каждого индуистского саньясина, и такие несходные между собой духовные наставники, как нежный, ясный, женственный Рамакришна и факел страстей, колеблемый всеми ветрами, – мужественный, пылкий, неистовый Вивекананда, не разрешали здесь никаких компромиссов.[277]
– Чтобы постигнуть бога, нужно осуществлять полное воздержание… Если человек будет совершенно воздержан в течение двенадцати лет, он приобретет сверхчеловеческое могущество. Новый нерв разовьется в нем, называемый «нервом ума». Он сумеет вспоминать все и знать все… Отказ от Камини Канчана (женщины и золота) – самое существенное…[278]
Бедность. Целомудрие. Мистическое супружество святого Франциска. Не нужно указаний церквей и священных книг, чтобы родственные умы Востока и Запада пришли к тем же выводам, к тем же результатам. Вообще же человек, посвятивший себя своему внутреннему миру (как бы ни назывался он – Христом, Шивой, или Кришной, или же чистой идеей мыслителя или художника), «должен иметь абсолютную власть над своими чувствами».[279]
И этого еще недостаточно. Для тех – а их большинство, – кто должен соприкасаться с миром и работать в нем, необходимо, чтобы их «власть» распространялась также и на предмет их работы, и на интеллектуальные страсти, являющиеся содержанием ее. Они должны остерегаться стать рабами той деятельности, которой они себя посвятили, как бы возвышенна она ни была.[280]
«Вы не можете обойтись без работы, ибо природа (Пракрити) толкает вас к ней. Это значит, что всякая работа должна быть сделана так, как нужно. Если она будет сделана „без привязанности“, она приведет к богу. Работа, сделанная так, есть средство дойти до цели, и цель эта – бог».
«Без привязанности не значит без добросовестности, без усердия, без любви к хорошей работе. Но без заинтересованности».
«Работать без привязанности – значит работать, не ожидая никакой награды, не боясь никакого наказания в этом мире и в будущем…»
И Рамакришна слишком человечен, чтобы не знать, что такой идеал может быть весьма редко достигнут из-за слабости людской.
«Работать без привязанности весьма трудно, в особенности в наше время. Это выполнимо только для избранных…»
Но долг каждого – по крайней мере стремиться к этому отрешению ревностной молитвой и настоящим милосердием.
Остановимся здесь: слово заставляет задуматься. Почти как общее правило, милосердие и филантропия сделались синонимами. Что же касается последней, Рамакришна проявляет к ней особое недоверие, которое не может поразить наших западных сатириков, наших Диккенсов, Мирбо, вскрывающих со смехом или суровостью лицемерие некоторых «благодеяний», но которое может опечалить или задеть многих хороших людей. Несколько раз Рамакришна предостерегал своих учеников от тщеславной филантропии. Его интуиция скрытых движений души слишком часто позволяла ему угадывать в активности и в проявлениях милосердия эгоизм, тщеславие, жажду славы или ту бесплодную суетливость, стремящуюся без истинной любви заполнить жизненную скуку, которая, бросая беднякам грош, делает это, чтобы скорее освободиться от неприятной картины, а не чтобы помочь несчастным. Доброму Маллику, предлагающему основать больницы и благотворительные учреждения, он сказал:
– Да, но с условием, чтобы вы были «отрешены» (то есть совершенно бескорыстны), делая добро.
Мы видим, как он почти вспылил в беседе со светскими людьми, с Банкимчандрой Чатерджи, романистом, или с редактором одной газеты («Hindu Patriot»), которые, не придавая никакого значения глубине души и намерениям и ценя только действия, были по горло заняты общественными делами: дорогами, общественными работами и т. д. Он не допускает, чтобы истинное благо, благо длительное, способно было исходить из порочной души. Пусть прежде всего они очистятся от эгоизма. Потом только они сумеют работать с пользой для мира.
Чтобы ответить на мои вопросы и осветить это отношение Рамакришны, самым авторитетным из находящихся в живых учеников или же представляющим его учение – Свами Шивананде и Свами Ашоканан-де – пришлось приложить много усилий; и, несмотря на наличие нескольких случайных поступков, свидетельствующих об активной благотворительности Рамакришны (я выше указал их), они не сумели мне доказать, что эта благотворительность делом занимает значительное место в учении Рамакришны. Это было бы важно с точки зрения людей Запада – я говорю о самых честных из них, – ставящих дело выше намерения и благо других выше личного спасения; это было бы важно, если бы мы не помнили, во-первых, о том, что Рамакришна отвергает, считая эгоизмом, как личное спасение, так и филантропию вне бескорыстной любви, во-вторых, что его назначение – именно зажечь в сердцах истинное милосердие.
