Иосиф Кобзон - Как перед Богом

Тем не менее, когда я вышел, на меня (в буквальном смысле слова) набросился тот самый господин в очках, фамилия которого — Щеголев. (А я еще толком и не знал, кто такой этот Щеголев.)

Набросился, и сразу "душить" словами: "Что ж вы нас так подставили перед президентом?"

Я говорю: "Минуточку! Вы кто такой?"

Он говорит: "Я — Щеголев!"

Я говорю: "Это мне ни о чем не говорит!"

Он говорит: "Я руковожу протоколом президента".

Я говорю: "Так. И что вы хотите мне сказать?"

Он говорит: "То, что вы нас так подставили…"

- Я подставил? Подставили вы себя сами! Президент сказал мне, что мы вечером увидимся. Естественно, я спросил: где? Когда он сказал, что на приеме, я ему прямо признался, что я "мордой не вышел", чтобы быть приглашенным на кремлевские приемы. А объяснить ему, почему я для вас "мордой не вышел", не смог. Вот он вас и пригласил.

Я награжден высшим орденом страны "За заслуги перед Отечеством" второй степени. Я награжден личным "Орденом Мужества". Я — Народный артист. Я — председатель Комитета Государственной Думы! Что вам еще нужно для того, чтобы определить меня в персоны, приглашаемые на прием в Кремль?!

Щеголев опять за свое: "Не мы приглашаем. Приглашают отделы".

- Ну и Бог с вами! Мне ваши приемы не нужны. У меня есть имя, фамилия. У меня есть заслуги перед страной. И поэтому вы не интересуете меня абсолютно со своими приемами… Вы еще не родились, молодой человек, когда я уже выступал на приеме у Иосифа Виссарионовича

Сталина. Притом — дважды! Когда не только вас, но и ваших родителей еще и на нюх, так сказать, не допускали к Кремлю… А вы позволяете себе разговаривать со мной так, будто я хожу под стенами Кремля и прошу: "Пустите меня погреться!"

(Говорю это, а вокруг стоят пришедшие на прием к президенту, стоит Греф, стоит Миллер, стоит Кожин… Стоят и, разинув рты, слушают все это.) "Так что, — говорю, — успокойтесь: не нужен мне ваш прием и не трудитесь присылать приглашение!" — сказал я это, повернулся и пошел.

Он бежит за мной следом и выговаривает: "Иосиф Давыдович, ну теперь… если вы не придете, мы опять окажемся в глупом положении. И с нас президент головы поснимает".

Я говорю: "Вот я бы специально не пришел, чтобы с вас головы поснимали".

Он: "Ну, давайте все плохое забудем — все- таки Новый год!"

- И не собираюсь! — сказал так и ушел.

…Иду, и прийти в себя не могу. Манера говорить свысока, манера унизить, манера дать понять, что он власть и все может, довели меня: я почувствовал, как наворачиваются слезы. И, чтобы этот самодовольный тип не смог увидеть это, продолжив наслаждаться своим неуязвимым хамством, я еще скорее направился к выходу. Да! При Сталине со мной так не обращались. За подобное обращение с невинным человеком такого чиновника к Кремлю бы больше не подпустили!

…В машине (через какое-то время) — звонок, что фельдъегерь уже везет мне приглашение на прием. Было уже около половины четвертого дня, а прием — в пять! Позвонил супруге, говорю: "Пойдешь на прием в Кремль?" Она говорит: "Нет, не пойду. Я же — женщина, а не пожарная команда. Все-таки надо собираться не куда-нибудь, а в Кремль. И потом — мы же в Баковке живем, от которой за полчаса не доберешься…"

Я же решил просто пойти и посмотреть: кто (!) приглашен на прием в Кремль, если таким, как я, не нашлось места? К счастью, там были достойные люди: и из правительства, и из Госдумы, и от московских властей. И Патриарх был… Но вот (если можно так выразиться) из публики, подобной мне, "мордой не вышли" также, например, президент Российской академии художеств Зураб Церетели, выдающийся художник Илья Глазунов и множество других людей, которых знает и уважает страна, но которые чем-то не нравятся господам "щеголевым".

Кобзон: "Жириновский — самый яркий, самый умный, самый образованный и самый деловой депутат за все годы существования современной Госдумы".

Добрюха: "Я могу ему это передать?"

Кобзон: "А почему нет?"

Президент спросил: "Как проходит лечение?" Я пошутил: "Как раз сейчас принимаю новый препарат — "Путин-биотик"!" В. В. рассмеялся… А двенадцатого июня на приеме в честь Дня Независимости России, поздравляя меня с возвращением в строй, улыбнулся и говорит: "Ну и как… помог "Путин-биотик"?"

Вспоминаю, как меня на концерте отвел в сторону поэт Константин Симонов. (Я исполнял песню Матвея Блантера на его стихи "Песенка военных корреспондентов" — "От Москвы до Бреста нет такого места".) Отвел и говорит: "Иосиф, кто Вас учил петь неправильно мои стихи?"

- Да что Вы, Константин Михайлович! Как неправильно? Я все — по клавиру…

- Нет. У меня не так. То, что Вы поете (Симонов сильно картавил), придумали перестраховщики. Я так не писал. Вот Вы поете: "Без глотка, товарищ, песню не заваришь. Так давай по маленькой хлебнем…" А у меня в стихах: "Без ста грамм, товарищ, песню не заваришь…" Или Вы поете: "От ветров и стужи петь мы стали хуже…"

Я говорю: "Ну?!"

- А у меня, — говорит Симонов, — "От ветров и водки хрипли наши глотки". Так что, пожалуйста, если Вы хотите петь стихи Симонова, пойте мои стихи, а не то, что Вам эта конъюнктурная редактура направит!

С тех пор я стал петь, как сказал поэт. Поэтому моя "Песенка военных корреспондентов" так отличается от других ее исполнителей.

Однажды Оскар Борисович Фельцман и Роберт Иванович Рождественский пригласили меня спеть на авторском вечере композитора в Колонном зале Дома Союзов их песни, среди которых одна была новая. Песня была непростая. Я сразу понял, что это их сочинение — политически опасное… Оскар перед исполнением испуганно говорил: "Роберт, нельзя… Нас посадят сразу после выступления!" На что Роберт отвечал: "Мы не дураки! Мы все сделаем". Имея в виду, что решит со мною, как выйти из положения: чтобы и спеть то, что хочется, и в тюрьму не сесть. Стихи звучали так: "Маменькины туфельки, бабушкины пряники. Полстраны — преступники. Полстраны — охранники… Лейтенант в окно глядит — пьет, не остановится. Полстраны уже сидит. Полстраны — готовится". Это были стихи Роберта в 1973 году. Я, когда их услышал, сказал: "Ой, что это?"

- Старик, не волнуйся! После каждого такого запева будут идти слова: "Это было, было, было…" Поэтому все вместе будет это выглядеть так: "Лейтенант в окно глядит — пьет, не остановится (Кобзон начинает петь). Полстраны уже сидит, Полстраны готовится. Это было, было, было…" И все будет в порядке, — закончил Роберт.