– Дорогой мой, с такими болячками как у тебя, у нас пол-армии.
Таня, узнав о проколе, постановила:
– Запихну тебя в «Бонч».
Она, помимо, женской консультации, работала еще в поликлинике при ПТС, или хрен его знает, при чем. Лечила преподавателей нынешнего Университета телекоммуникаций от деликатных болезней. Гуманитарию не место в техническом вузе, я отказался от Таниной услуги. Решил поступать в Институт культуры, куда, следуя народному поверью, ходят дуры (ЛенБабСбыт, или как там его называют). Потом решил поступать в Театралку. Потом в Университет на истфак. Потом стал судорожно соображать, где есть военная кафедра. А потом Таня, когда я в очередной раз был у них дома, узнав, что воз и ныне там, сняла трубку, тыкнула семь раз в кнопки и произнесла:
– Тут у меня ОЧЕРЕДНОЙ племянник собрался к вам.
Был у меня шарик для гольфа. Пупырчатое белое яйцо с поверхностью, как у вафли, идеальной круглой формы, довольно увесистое. Пальцевое счастье, вертящееся в руке. Буржуи, облаченные в белые одежды ангелов, с хитросплавленными клюшками из разных металлов, шпыняли его, гоняли по зеленым пастбищам, где пасутся миллионеры. Четки успокаивают нервы монахам. Шарик заменил мне четки. С ним я чувствовал себя спокойнее. В тот день по пути к Тане шарик выскользнул из рук и закатился под машину. Достать его не было никакой возможности. Равно как не было никакой возможности избежать армии. Жизнь повернулась задом и пернула что есть мочи. Запах уныния и обреченности донесся из ее крупа.
– Тут у меня очередной племянник собрался к вам поступать.
Таня даже не соотнеслась с моими желаниями. Перед ней сидел восемнадцатилетний оттопырыш, жующий сопли по ходу пьесы, не предвещающей ничего хорошего после того, как опустится занавес. Если бы меня не поставили перед фактом, я бы и дальше увязал в абитуриентской топи, пока б не провалил все экзамены.
– У них есть военная кафедра, – резюмировала она свой телефонный диалог с неведомым мне деканом. – Выпустишься, станешь начальником телефонной станции – не так уж плохо. Приедешь на экзамен по математике (назвала дату).
Если к Тане я шел в горку, то от нее с горки катился. Возле выхода из станции метро «Владимирская» на асфальте промеж ребер люка глаз еле различил абрис чего-то круглого. Есть такой старый анекдот, как мужик просыпается после запоя на полу в собственной квартире, где из мебели остались лишь шкаф да табуретка – остальное пропито. Пребывая в подавленном состоянии неопохмелившегося алкоголика, он достает веревку, встает на табурет, делает петлю и закидывает веревку на крюк, некогда служивший зацепом для люстры. И тут обнаруживает на шкафу стакан с недопитой водкой и сытный хабарик. Слезает с табуретки, выпивает водку, закуривает хабарик.
– А жизнь-то налаживается!
Шарик вновь коснулся пальцев. Уличная грязь стекла на ладонь, заляпав биссектрису линии судьбы. В институт я почти поступил.
– А жизнь-то налаживается!
Старание быть честным заставило слегка выпятить грудь и предпринять подготовку к вступительным тестам. Попытался что-то вспомнить из математики, нашпаргалил подпольных листовок размером со спичечный коробок. Посетил предварительную консультацию, после которой стало понятно, что ось икс предстоящей учебы не пересекается с осью игрек моих эспэтэушных знаний.
На экзамене старательно пытался извлечь из мозга интегралы, чтоб они проступили, как проступает из-под кожи вена на сгибе локтя посредством сгибания и разгибания кулака. Но как участник героиновых битв не в состоянии обнаружить у себя на руке хоть один синий проблеск кровяной жилы, так и я не выудил из головы ни одной формулы для пяти заданных задач.
Через несколько дней позвонила Таня, сказала, чтобы я срочно связался с деканом. Я связался. Было велено безотлагательно приехать в главный корпус «Бонча». В маленькой комнатке, выходящей окнами на Мойку, декан изъял из макулатурной стопки мою работу, порвал ее и выкинул бумажные ошметки в ведро.
– Сиди здесь.
Он вышел, оставив меня в полном, так сказать, недоумении. Через пять минут в комнату вошел один из тех преподавателей, что контролировали нас во время экзаменов на предмет списывания.
– Ваша работа, молодой человек, меня немало удивила.
С брезгливостью чистоплюя, дающего подаяние запаршивевшему циганенку, он положил на стол два листа – один чистый, другой исписанный математическими криптограммами.
– Здесь правильные варианты, все пять штук. Напишите четыре, не наглейте.
Написал четыре. Не наглел. После чего пришел декан, взял лист с моими ответами и унес с собой.
На экзамене по физике я не пытался корчить из себя юного Эйнштейна – просто оставлял пропуски там, где не врубался в суть проблемы. На следующий день в той же самой комнатке, где мне завизировали баллы за более чем скудные знания одного из самых важных в техническом вузе предметов, я вписал в пробелы недостающую информацию.
Сочинение написал сам, набрав десять баллов из десяти, убедившись окончательно, что стезя гуманитария была бы предпочтительней. Но менять что-либо было уже поздно.
«В последнее время в ряде газет и журналов появились весьма разноречивые материалы по культуризму. И хотя ясно, что культуризм – это чуждое нам явление буржуазной культуры некоторые авторы пытаются найти в методике наращивания мускулатуры и в конкурсах красоты нечто рациональное. Более того, даже предлагают использовать это в практике нашего массового физкультурного движения. Мне приходилось не раз беседовать с молодыми людьми, увлеченными идеей использования физических упражнений для улучшения телосложения. Эти люди полагают, что нужно прежде всего обратиться к опыту культуризма (с ним у них знакомство через десятые руки – прочитали пару статей в наших журналах). Они рассуждают примерно так: конечно, в западных странах культуризм идет по неверному пути, на нем сказывается буржуазное влияние, очень многое в культуризме плохо и нам не годится. Но почему бы не отбросить все то, что в культуризме нам идеологически чуждо и взять из него, так сказать, рациональное зерно, создав наш, советский культуризм. Некоторые дипломатично предлагают: можно и назвать как-нибудь иначе, дескать, дело не в названии»
(«Советский Спорт», 23 марта 1963. Статья «Нам чужд культуризм». Автор В. Зациорский кандидат педагогических наук, мастер спорта).
Институт не дал знаний. Он дал нечто другое, в тот момент более ценное. Смена обстановки явилась лучшим подспорьем для смены образа жизни. Институт стал для меня спортом. В этом заключался мой личный опыт высшего образования.
