В оперативном отделе ГУКАРТа меня ждали. Встретил подполковник Степан Михайлович Шилин, воздухоплаватель еще тридцатых годов. От него узнал, что главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов хорошо осведомлен о работе воздухоплавательных частей и доволен нашей работой не только по отчетам и оперативным сводкам, но и [104] по отзывам командующих артиллерией фронтов. Что ж, такое слышать было отрадно.
Степан Михайлович заметил, что главный маршал артиллерии подробно ознакомился с моей докладной, в которой приводились итоговые данные работы дивизиона по годам. Я приведу несколько цифр этого документа войны.
1942 г. 1943 г. 1944 г. проведено подъемов 2620 1702 1022 время нахождения в воздухе (часы) 3710 1757 1153 обнаружено батарей 739 864 230 проведено корректировок 405 444 205 подавлено батарей 345 285 131 уничтожено целей противника 33 51 24
В оперативном отделе меня кратко ознакомили с обстановкой на фронтах, рассказали, какие предстоят боевые действия. Узнал я, какие дивизионы и отдельные отряды, сформированные еще в сорок втором — сорок третьем годах, работают на других фронтах.
Летом 1944 года при освобождении Карельского перешейка и Южной Карелии на участок станции Свирь-3 был передислоцирован 3-й воздухоплавательный дивизион.
Во время Свирской операции, а она длилась с 21 июня по 16 июля, наблюдатели дивизиона провели в воздухе 88 часов. С их помощью артиллерия уничтожила пять минометных и три артиллерийских батареи врага, до двух батальонов пехоты, разбила одну переправу. Дивизиону было присвоено почетное наименование «Свирский», и он был награжден орденом Красной Звезды.
В мае 1944 года на базе двух других воздухоплавательных отрядов сформировался 10-й дивизион. Позже он будет участвовать в Львовско-Сандомирской операции и с боями пройдет до Берлина.
Здесь же, в ГУКАРТе, выяснилось, что артиллеристы 2-го Белорусского фронта, которому предстояло освобождать северную часть Польши (Померанию), пока не имели воздухоплавательной части и потому при формировании армий на этом направлении намечалось придать фронту наш, 1 ВДААН.
На совещании работников управления я встретил своих боевых товарищей — Осадчего, Черкасова, Кораблева. [105]
Всех нас здесь приветствовал главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов. Его я видел впервые и, признаться, волновался.
А главный маршал с интересом расспрашивал меня о разработанных нами приборах и о фотопанорамах, о применении ложных аэростатов. По разговору я понял, что расспрашивает меня человек, хорошо осведомленный в наших делах. Сравнив стоимость уничтоженных противником пяти старых оболочек аэростата АН-350 со стоимостью его трех самолетов (не считая того, что на ложные аэростаты враг истратил восемь тысяч снарядов!), главный маршал заметил:
— За такую инициативу надо бы награждать.
Я ответил, что о наградах для воздухоплавателей заботился генерал Одинцов, хотя для нас это было, конечно, не самым важным.
Н. Н. Воронов в конце беседы предложил мне доложить начальнику отдела обеспечения генералу А. А. Сахарову о наших нуждах по материально-техническому снабжению. Так что возвращался я к своим товарищам в дивизией с интересной информацией о новых аэростатах АН-640, которые уже были приняты на вооружение, которые уже и оформил, с обещанием доставки техники по месту нашей новой дислокации. [106]
Вперед на запад!
Воздухоплаватели над польской землей и над Восточной Пруссией. Впереди Данциг. Трехсоткилометровый марш. Форсирование Одера
С ноября 1944 года в дивизионе началась подготовка к возможной передислокации. Хозяйство у нас не такое уж и малое — о многом предстояло позаботиться, все продумать. Сказывались и потери в боях, и отсутствие Кирикова, Битюка, Когута, которых послали на курсы переподготовки для работы с новой техникой. Требовалось переукомплектовать и отряды, и штаб.
И вот приходит приказ. У генерала Одинцова мне зачитывают телеграмму главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова о передаче нашего дивизиона в распоряжение командующего артиллерией 2-го Белорусского фронта. Срок прибытия на новое место дислокации — в город Острув-Мазовецки — до 15 января 1945 года.
Приказ этот воодушевляет воздухоплавателей. Еще бы, скоро мы будем громить фашистов на их собственной земле!..
* * *
14 января еще на подходе к Острув-Мазовецки слышим из теплушек грохот орудий. «Неужто опоздали?» — тревожно спрашиваем друг друга. Ведь должны были приехать до 15 января, с тем чтобы иметь несколько дней для подготовки и связи с артчастями 2-го Белорусского.
Чуть позже в штабе артиллерии фронта я узнаю, что Ставка перенесла срок наступления. А пока что мы срочно разгружаемся, Ночь промозглая, валит мокрый снег, к утру все окрест застит туманом. Он словно накатывает гигантскими волнами, поднимаясь перед глазами призрачной седой пеленой. От коменданта получаем команду колонной продвигаться к месту сосредоточения, населенному пункту Пожондзе. Мы удивлены таким названием польской деревни. Оно нам кажется грузинским. Узнаю я от коменданта также, где размещается штаб фронта — в лесу, у местечка Другоседло.
Размещаются все отряды в землянках танкистов и артиллеристов, [107] тылы которых ушли вперед — фронт-то врага, уже прорван. Ну а для штабистов Шальопа находит в деревне добротный дом. Хозяин-поляк радушно угощает нас чаем, то и дело повторяя при этом «добже, пано, добже». Понимаем мы их с трудом, но радость на лицах нескрываема. Да и как не радоваться изгнанию фашистов с польской земли, как не приветствовать нас, своих освободителей!
В штабе артиллерии фронта наши отряды закрепляют за армиями и артдивизиями. Когда начальник разведотдела подполковник Федорович называет действующие в прорыве 2-ю ударную армию И. И. Федюнинского, 3-й арткорпус прорыва Н. Н. Жданова, я с удовлетворением отмечаю, что фактически мы будем продолжать боевую работу Ленфронта, что наш опыт пригодится.
