В разведотделе с командирами отрядов изучаем обстановку на фронте, знакомимся с задачами, которые предстоит решать. Тут же получаем и топографические карты с нанесенными опорными пунктами обороны противника. С тем и разъезжаемся — разыскивать соединения, с которыми надлежит теперь работать: 18-ю артдивизию прорыва, 48-ю гвардейскую тяжелую гаубичную артбригаду и штаб 3-го арткорпуса прорыва.
Но в стремительном наступлении войск не так-то просто найти своих артиллеристов. На наши расспросы о дислокации той или иной части в лучшем случае никто не отвечает. Зачастую — недоумение, а то и просто настороженность и подозрение.
Но наши связные ефрейторы В. Васин, А. Хмелевской, Н. Иванов скоро наловчатся и в такой вот обстановке безошибочно выискивать то, что нам нужно. Общительность их натур сделает свое дело, позволит запросто найти общий язык и с встречными солдатами, и с офицерами. Не испытывая особого стеснения, они смогут подчас остановить и легковую машину с начальством, но своего добьются. Так что уже в Цехануве через тылы 18-й артдивизии мы наконец находим первый эшелон. Тут, в районе Млавы, встречаемся со старыми нашими ленинградскими знакомыми. Начальник штаба полковник Е. Н. Гуревич, начальник оперативного отдела полковник В. В. Моргунов — они рады нам. Еще бы! Артиллеристы пока фактически работают без разведки, а без разведки — как без глаз.
И нам сразу же ставится задача по старому ленинградскому методу — работать с подвижной артгруппой. Это нашим бойцам-воздухоплавателям тоже по душе. [108]
Но вот и первые затруднения, которые начинают мешать: электрические линии, телефонные линии, деревья — они, кажется, специально поразбросаны по всем дорогам Польши. Из-за них нет никакой возможности продвигаться на боевом тросе. Вот тогда-то и появляется идея передвигаться на двух тросах — на боевом и маневровом.
Лебедка спокойно двигается по дороге, а аэростат, переведенный на маневровый трос, плывет с балластом и наблюдателем в корзине на высоте метров семьдесят — восемьдесят. Но вот на пути препятствие. Оно преодолевается поочередно каждым из тросов: сначала отсоединяют один трос, потом другой — примерно так, как перешагивают через барьер.
Ну а случись приказ — тут же подъем на боевом, тут же разведка и корректировка огня. Вот так и плывут в корзинах по дорогам Польши наши воздухоплаватели Клишин, Гречаный, Бишоков…
Сзади непременно кто-то подгоняет. Вот колонна наших танков торопится на запад. Головной тормозит, и его командир подбегает к лебедке и просит Гречаного, который командует подъемом:
— Эй, браток! Будь добр, дай команду наверх — глянуть, в каком направлении пошла наша передовая колонна?
Как не выполнить просьбу танкиста! Тут же Бишоков и просматривает окрестность. А куда ни глянь, в самом прямом смысле горячие следы недавнего боя. И слева, и справа от дороги трупы гитлеровцев, разбитая дымящаяся техника, развороченные доты…
Вот так и продвигаемся с наступающими частями, по сути сразу же включившись в боевую работу в интересах наших артиллеристов.
Здесь, на дорогах Польши, произошла встреча с Маршалом Советского Союза К. К. Рокоссовским. Он в сопровождении нескольких машин был вынужден остановиться из-за образовавшейся на дороге пробки. Выйдя из машины, маршал завел разговор с танкистами, и я наблюдал, с каким вниманием они слушали полководца. Нага аэростат на маневровом тросе находился неподалеку. Тогда сопровождавший Рокоссовского генерал приказал мне отвести в сторону действительно всегда привлекавшую внимание «колбасу», дабы исключить возможность обстрела противником, что мы срочно и сделали.
Маршал посмотрел в сторону нашего аэростата, и я [109] тогда, конечно, не мог даже и предположить, что судьба совсем скоро сведет меня с прославленным полководцем в другой обстановке…
* * *
В конце января при взятии сильно укрепленного пункта Грауденц, раскинувшегося на восточном берегу Вислы, и при ее форсировании воздухоплаватели по заданию штаба армии несколько дней вели разведку западного берега, выявляли движение вражеских войск, корректировали огонь 18-й артдивизии по обнаруженным целям.
Здесь мне довелось видеть, как инженерные войска наводили под обстрелом противника переправу с укреплением льда досками и пластинами. Невольно вспомнился наш Невский пятачок… Только вот лед здесь был слабоват. Мороз лишь несколько дней подержался чуть больше двадцати градусов, так что переправа действовала недолго.
А работа дивизиона не прекращалась ни на день. Отряд Шестакова за неделю выполнил около сорока подъемов, десятки корректировок. Особенно удачной получилась корректировка у Клишина по танковой колонне, которую уничтожала наша артиллерия.
Отряд Смолянникова в районе действия 70-й армии хорошо сработал при уничтожении гарнизона блокированного города-крепости Торн. Здесь, правда, на наши аэростаты сильно обрушилась вражеская артиллерия. Два раза приходилось посылать сюда и новую технику, и химикаты для добычи газа. И как ни буйствовали немцы, как ни обстреливали аэростат, наши бойцы поднимались над городом-крепостью более двадцати раз.
Отряд Крючкова действовал со 2-й ударной армией и держал путь к Балтийскому морю через Дойтш-Айлау, Штум, затем — на Данциг.
А наш КП только и успевал менять места: сначала перебрался в Велтки-Лотщы, 13 февраля — в Гросс-Кребс. Но и здесь мы задержались недолго.
Названия населенных пунктов, еще вчера неизвестные, ничего не говорящие нашему слуху, тем не менее волновали бойцов, брали за душу. На фронте-то текущий день долог, обстрел кажется бесконечным, но вот возвращаешься мысленно назад — и невольно ощущаешь, как это время скоротечно. Давно ли из сводок Совинформбюро мы с болью узнавали, что фашистами взяты Орша, Смоленск, Ростов. Совсем недавно, чуть ли не вчера, освобождены Курск, Минск. А для кого-то музыкой отзывались вести [110] об изгнании врага с родных его мест — Порхова, Луги, Полоцка…
Теперь же вот эти розенбурги, мариенбурги, ризенау. Гонит русский солдат врага к его логову. Это не география — наш путь по Восточной Пруссии. Это история, которую пишем мы в жестокой борьбе с врагом своей кровью.
А стремительность наступления по Восточной Пруссии настолько велика, что нашим отрядам просто не приходится работать на одном месте. Надо все время продвигаться вперед с аэростатом в боевом положении — в боевых порядках артиллерии.
В небольшом поместье Штумсдорф, где выпала мимоходная передышка, воочию убеждаемся в том, что будущее народов отвоевываем у тех, у кого нет ничего святого, — у фашистских зверей. Заняв дом для ночлега, помню, посовещались и решили осмотреть его: фашисты умели оставлять для нас самые неожиданные «сюрпризы». Наши связисты Иванов и Ковалев вбежали и на чердак. Но вот проходит минута, вторая какой-то неживой тишины, и, растерянные до белизны в лицах, они спускаются обратно.
