помог мне вырасти и созреть в качестве игрока».
Несмотря на свое разочарование тяжелыми поражениями своей команды в том первом сезоне, Брайант уже показывал некоторые необыкновенные атлетические способности, что вызвало удивление в баскетбольных кругах средней школы Филадельфии.
Его талант и драйв нравились многим тренерам по всему городу. Сэм Райнс, тренер команды Любительского Спортивного Союза в Филадельфии и, следовательно, парень, всегда ищущий таланты, вспоминал, как впервые увидел Брайанта.
«Он не был настолько известен, – вспоминал Райнс. – Я имею в виду, можно было сказать, что он был хорош, и он был из тех парней, на которых смотришь и говоришь: “Черт возьми, он же только в девятом классе”».
Вскоре после этого молодой Брайант повредил колено и пропустил несколько последних игр своего первого сезона. «Ему было четырнадцать лет, рост около 188 сантиметров, – вспоминал Джереми Тритмен, местный баскетбольный журналист и телеведущий. – Тогда он еще не забрасывал сверху. Он был очень худым. По факту, он сломал коленную чашечку потому, что кто-то просто столкнулся с ним коленями. Вот каким он был худым».
Эта ситуация дала Даунеру возможность увидеть, насколько мрачными были бы дела без присутствия Брайанта в команде. «Я всегда думал, что мы были в одном растяжении лодыжки Коби Брайанта от того, чтобы быть средненькой школьной командой, – сказал он, – и, вероятно, все так и было».
Даже после того первого сезона Даунер понимал, какое огромное влияние Брайант оказал на команду. Он понимал, что в ближайшие годы давление будет только нарастать. У Коби Брайанта была четкая цель, и если ты был с ней не согласен, то он ясно давал понять, что он без колебаний схватит тебя за шиворот и вышвырнет прямо с поезда.
Для Коби Брайанта декорации продолжали меняться, причем они быстро перелистывались с уже знакомой динамикой. Его второй сезон в «Лоуэр Мерион» вдруг стал уже двумя черными лицами в мягком поле белизны. Так он и познакомился с Джермейном Гриффином: один – пришелец из привилегированной жизни в Европе, другой – беженец из Фар Рокуэй, что в Квинсе, штат Нью-Йорк.
Гриффин приехал в «Лоуэр Мерион» в качестве десятиклассника с суровых улиц «Фар Рока», в рамках молодежной программы под названием ЛШ, или «Лучший Шанс». Он был одним из восьми молодых парней, которые жили в доме с куратором. Этот опыт дал им возможность изменить ход своей жизни.
«Они забирают много детей из гетто, – объяснил Гриффин в интервью 2015 года. – Я чувствовал, что в то время для меня это было лучшим решением».
Тренер Грег Даунер сказал, что Гриффин вручил свою жизнь такой программе, как ЛШ, и это потребовало проявления потрясающего характера от молодого человека, появившегося в «Лоуэр Мерион» в конце лета 1993 года. Он столкнулся с совершенно иным миром, чем тот, в котором жил в Фар Роке, приморской общине, где есть гектары общественного жилья и тысячи старых бунгало, оставшихся с более ранних времен, когда Фар Рокуэй был курортом, еще не пришедшим в упадок.
«Этот район был очень плохим, – сказала Кармела Джордж газете «Нью-Йорк Таймс». – Там была стрельба, наркотики, проституция, бандитские разборки, пожары в бунгало».
Эта атмосфера столкнулась с растущими по программе реновации в приморском сообществе новыми домами, куда переехали яппи, претендуя на доступную недвижимость. Гриффин многое повидал в своей юной жизни, но счастливый случай дал ему возможность увидеть и нечто другое.
«Там, откуда я приехал, преобладали черные, – объяснил он. – Школа, в которой я учился в Лоуэр Мерионе, была преимущественно белой. Так что это определенно было для меня культурным шоком».
Переезд не был связан с баскетболом, но это быстро стало частью уравнения. Одним из первых людей, с которыми он познакомился во время своей первой экскурсии по школе, был Даунер, который сразу же отметил, что в Гриффине был 191 сантиметр роста. Тренеру не потребовалось много времени, чтобы объяснить обстоятельства, и десятикласснику из Квинса понравилось то, что он услышал: «Просто ви́дение того, чего он хотел добиться с командой, и о душевных страданиях и боли по поводу сезона, предшествовавшего тому, когда я туда попал».
Вскоре он познакомился с Коби Бином, и оба они прониклись взаимным восхищением.
«Он был классным парнем, когда я с ним познакомился, – вспоминал Гриффин. – Мы просто, знаете ли, посмотрели друг другу в глаза. Он работал над своей игрой. Я работал над своей».
«Баскетбольная история была частью всего этого, – заметил Даунер, – но я думаю, что он и Коби просто были привязаны друг к другу. У нас были и другие довольно хорошие игроки в этой команде, но он и Джермейн стали очень близки. Джермейн вроде как стал второй скрипкой в этом оркестре. Джермейн был важной фигурой, и я думаю, что он стал соратником Коби».
«Ты же знаешь, что Коби был самым самоуверенным из нас, – сказал Гриффин. – Думаю, именно поэтому мы с Коби и были так близки в школе. Я и сам уверенный в себе парень. Поскольку я приехал из Нью-Йорка, я был немного другим, говорил немного по-другому, немного на другом сленге, немного в другом стиле, но это было необходимо».
Таким образом, Гриффин имел совершенно иную точку зрения на события и решения, с которыми столкнулся его новый друг. Брайант переживал в Лоуэр Мерионе свой собственный культурный шок. Ему, казалось, было вполне комфортно в пригородной средней школе, но он также явно жаждал испытать все афроамериканские штуки, получить представление о своих культурных корнях, перестать чувствовать себя чужаком в чужой стране. «Коби говорил: «“Вот так все и происходит”. Я отвечал: “Коби, я думаю, мы должны пойти этим путем”, – вспоминал Гриффин. – Вот почему мы смогли так хорошо сойтись, потому что оба были уверенными. Ему не нужно было держать меня за ручку. А мне не нужно было держать его. Он мог жить по-своему, а я – по-своему».
Гриффин встречал на улицах Фар Рока немногих людей, которые по необходимости были чрезвычайно самоуверенными. Однако уверенность Брайанта даже в десятом классе была явно зашкаливающей. Гриффин смотрел, что будет дальше, и вскоре узнал о других сторонах личности своего нового друга. Под маской превосходства скрывалась чувствительность, замешенная на трепетном отношении к делу. «Я определенно стал свидетелем другой стороны, которую некоторые другие люди, возможно, не видели, не слышали и не затрагивали ранее», – сказал он.
Во многих отношениях Брайант был «таким же, как все», заметил Гриффин, за исключением того, что он явно был альфа-самцом, на пути к тому, чтобы стать баскетболистом мирового класса.
Оглядываясь
