назад на то время, другой товарищ Брайанта по команде, Эван Монски, согласился, что Коби был просто еще одним подростком, пытающимся найти свое место в порой сложном мире средней школы, где он был улыбающимся темным лицом в коридорах, высоким, стоящим над большей частью белой толпы, движущейся между классами.
Достаточно скоро известность ворвется в эту жизнь, и Брайант будет жадно принимать ее, как и любой подросток, все время ухмыляясь. Во многих отношениях его второй сезон был последними часами невинной юности и любительской свободы, прежде чем жизнь, которую он так сильно хотел, захватит и унесет его – как звезду детства, заметят некоторые знакомые, – туда, где он только и мог, что оглядываться назад и удивляться, какие сокровища ему еще не удалось собрать.
«В старших классах мы определенно были шутниками, проказниками и тому подобное, – вспоминал Гриффин, который наслаждался своей жизнью в «Лоуэр Мерион» и своей дружбой с Брайантом. – Когда дело доходит до школы, у тебя бывают дни, когда ты не хочешь быть там. У тебя есть такие дни, которые ты хотел бы пропустить. Мы наслаждались школой, но это было также время, когда ты хотел поорать, или просто пойти куда-нибудь и поесть, или хотел погулять, сделав небольшой перерыв, отойти на секунду, просто чтобы послушать музыку или что-то еще».
Они разделяли друг с другом эти побеги, ускользая из школы, точно так же, как они разделяли открытие, пришедшее к ним в десятом классе на уроке английского языка Жанны Мастриано, молодой женщины в очках с намеком на контркультурное чутье. «Она была просто одной из моих любимых учительниц, – сказал Гриффин. – Просто в ней было что-то такое. Она всегда давала мне отличные критические замечания, знаешь ли, на все мои сочинения и тому подобное. У нас были душевные беседы, выходящие за рамки обычных вещей. Пребывание в ее классе изменило меня, дало мне взгляд на то, как писать, как жить, просто разговаривая и обсуждая множество книг, которые мы читали. Это вывело меня на совершенно другой уровень».
«Мы много писали в десятом классе, – вспоминала Мастриано в 2015 году. – Много сочинений на свободную тему, много сочинений по записным книжкам писателя, просто пиши себе слова – и хорошие, и плохие».
Эта писательская работа для Гриффина многое значила с точки зрения оценки его раннего опыта в Фар Роке, равно так же она помогла и Брайанту изучить свою собственную юность, – да настолько, что в 2015 году он вспомнил и описал Мастриано как свою «музу», что, в свою очередь, вызвало смех у его бывшей учительницы за то, что ту назвали полубогиней.
«Муза, одна из девяти сестер-богинь вдохновения, верно? – сказала она радиоинтервьюеру. – Да он не называл меня музой, даже когда учился в старших классах, но у нас были хорошие отношения».
Брайант, казалось, когда уходил из класса, проводил долгие выходные в игре то в одной элитной команде, то в другой, но он всегда возвращался в школу с выполненными заданиями, что снискало у Мастриано заслуженное уважение. «В старших классах он был удивительно дисциплинирован», – вспоминала она.
ДИСЦИПЛИНА – ЭТО РАБОТА ПЭМ БРАЙАНТ, ГОВОРИЛИ ДРУЗЬЯ СЕМЬИ. ПЭМ НАСТАИВАЛА НА ЭТОМ КАК НА ЧАСТИ СВОИХ УСИЛИЙ ПО КОНТРОЛЮ БЫСТРО МЕНЯЮЩЕГОСЯ ОКРУЖЕНИЯ СЫНА.
Хотя сосредоточенность Брайанта на школьных занятиях не шла ни в какое сравнение с умственными усилиями, которые он прилагал к баскетболу, Мастриано также ощущала его непреодолимую тягу к получению всевозможных знаний. «Он считает, что обучение придает ему силы. Он слушает очень внимательно, – вспоминала она в 2014 году. – Вы можете себе представить, как выглядел бы мир, если бы все так жили?»
Мастриано оценивала работы Гриффина и Брайанта и подталкивала их к тому, чтобы спросить, чего они хотят от писательства, чтобы оно стало осмысленным.
«Он всегда хотел писать о баскетболе, – говорила она. – Он всегда говорил о том, что станет профессиональным баскетболистом».
Брайант уже давно проявлял склонность к сочинительству, к поэзии, что приводило в восторг Большого Джо, который все эти годы был поражен тем, что преподносил ему внук. Большой Джо уже давно поднимал вопрос о том, что Коби так талантлив во многих областях, что ему, возможно, захочется стать кем-то другим, а не баскетболистом, но Мармелад и его сын были настолько поглощены миром баскетбола, что шансов на это было мало.
Его сочинительство в подростковом возрасте помогло Брайанту обрести интересную жизнь за пределами узких рамок игры. Частью его усилий по преодолению личностного кризиса стало изучение окружающей его афроамериканской культуры, той, из которой вышли его родители. К тому времени когда он познакомился с Гриффином, он уже начал адаптироваться к разнообразию жизни, сначала в Лиге Сонни Хилла и во многих товарищеских играх, которые он проводил в спортзалах и на игровых площадках Северной Филадельфии.
Как ни странно, одна из его самых сильных связей с черным опытом возникла в Еврейском общинном центре на Сити-авеню, прямо там, в пригороде Винвуда. Джо начал работать там в качестве фитнес-директора, должность, которая была частью лоскутного одеяла частичной занятости, которую он поддерживал, чтобы остановить интенсивное таяние денежных резервов семьи, когда он больше не играл профессионально. В дополнение к работе в ЕОЦ и «Лоуэр Мерион» он тренировал женскую школьную команду в частной еврейской школе Акиба в Винвуде, где он пользовался огромным успехом среди своих игроков.
«Он был феноменален, – вспоминал Джереми Тритмен, тогдашний тренер юношеской команды мальчиков Акиба. – Он был таким увлеченным и обаятельным. И для девочек он тоже сделал это увлекательным. Я имею в виду, он действительно их учил. Они не очень хорошо играли, но он действительно учил их. Он был полон энтузиазма, как черт».
Тритмен и Джо Брайант вскоре быстро подружились, когда тренер мальчиков наблюдал, как Мармелад с энтузиазмом показывает девочкам всякие разные основы, вплоть до ложных замахов мячом и работы ног. Брайанту, похоже, так нравилось тренировать, что Тритмен решил, что он мог бы остаться в школе надолго, если бы за эту работу больше платили.
Тритмен вспомнил, как Коби в тот ранний подростковый период ходил на тренировки Акибы, где он на боковой корзине демонстрировал потрясающие забеги. Его игра не была детской.
Тритмен спросил у Джо, был ли он так же хорош, как и его сын в том же возрасте.
«Черт возьми, нет», – ответил отец со своим неизменным смехом.
«Что, правда?» – спросил Тритмен.
«Поверь мне, – сказал Джо. – Он намного лучше, чем был я в его возрасте. Просто посмотри на него».
