«Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю…»
Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю, —
Сорван парус и в трюме вода, —
Я неверного друга люблю
Навсегда, навсегда.
Пахли руки смоленым канатом,
В левом ухе блестела серьга,
Говорил, что он будет мне братом,
Подарил жемчуга…
Отчего, отчего я не знала,
Что любви наступает конец?
Зашиваю я парус линялый, —
Ночью в море уходит отец…
Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю,
Если сломаны мачты и руль, —
Я неверного друга люблю,
Но верну ль?
И не надо мне белых жемчужин, —
Я их завтра Мадонне отдам,
Я скажу Ей, что милый мне нужен,
Не подарки, а только он сам.
Я повешу Мадонне на свечи
И серебряный якорь и крест…
Только сердце сломалось в тот вечер,
Когда он мне сказал про отъезд…
Ах, не плыть, ах не плыть кораблю,
Если нет капитана на нем…
Я неверного друга люблю,
Но не быть нам вдвоем.
«И все нежней и все любовней…»
И все нежней и все любовней
Прикосновение руки…
Ты помнишь — в маленькой часовне
Мы покупали образки?
И шли дорожкою кленовой,
Шуршали красные листы,
И вот, не говоря ни слова.
Простили мы: и я и ты…
Пусть это утро станет гранью
Ненарушимою для нас…
Навстречу новому страданью
Не поднимай печальных глаз.
Здесь, на Земле, всё так иначе!
Но неизменна и близка
В твоей руке, всегда горячей,
Моя холодная рука…
3 октября 1922, Смоленское кладбище.
«Я знаю: нет того, что было…»
Я знаю: нет того, что было, —
Мы оба умерли тогда, —
И все ушедшие года
Лишь наша общая могила.
Есть только чудо воскресенья
И первой радостной любви —
Года пути, года паденья
Во имя нас благослови.
Пусть все тебе!
Моих путей не надо.
Душа огонь, в котором только ты.
Средь обступившей темноты
Один лишь ты — мучительная радость.
В моей судьбе.
Ты, только ты.
Твоих воспоминаний
Я приняла мучительный рассказ,
Он для меня сверкающий алмаз —
И всех цветов прекрасней и желанней
Твои цветы.
Не восходит месяц,
Нет на небе звезд,
Кто же мне осветит
Потемневший мост?
Кто по шатким бревнам
Так переведет,
Чтоб не хрустнул черный
Под ногою лед?
Храм давно уж заперт,
Спят колокола, —
Если бы на паперть
Я взойти могла!
«Разве тебе так страшен…»
Разве тебе так страшен
этот неправедный суд.
Сердце в пылающей чаше
пусть к небесам вознесут.
Прочь от земной темницы
в Божий чертог;
там, где нельзя разбиться,
там только Бог.
Встретил там Ангел Белый,
благословляя двух: бедное
жадное тело
и ослабевший дух.
Ты не жалей о многом,
здесь никого не зови,
там совершиться пред
Богом жертва любви.
1922
Мечом двусторонним
пронзает Господь,
и все воспаленней
изнемогает плоть…
Она, как мертвец простерта
под огненным мечом…
И грубый пальцев знак не стертый
клеймит плечо…
На алчущих губах неутоленной дрожью
еще горит порыв…
Но, стоны заглуша,
ее бойся и смирись: к небесному подножью,
во тьме себя раскрыв,
омытая поднимется душа.
Июнь 1922
«Это все оттого, что в России…»
Это все оттого, что в России,
Оттого, что мы здесь рождены,
В этой темной стране,
Наши души такие иные,
Две несродных стихии они…
И в них — разные сны…
И в них — разные сны… Только грозы,
Только небо в закате — всегда.
И мои и твои…
И не спящие ночью березы,
И святая в озерах вода,
И томленье любви и стыда,
Только больше любви…
Только больше любви неумелой
И мучительной мне и тебе…
Две в одну перелитых стихии —
Они в нашей судьбе…
Пламенеющий холод и белый,
Белый пламень, сжигающий тело
Без конца,
Обжигающий кровью сердца
И твое, и мое, и России.
Июнь, 1922
«Все то, что я так много лет любила…»
Все то, что я так много лет любила,
все то, что мне осталось от Земли:
мой город царственный и призрачный
и милый, и под окном большие корабли…
И под окном в тумане ночи белой
свинцовая и мертвая вода…
Пускай горит минутной жаждой тело,
горит от радости и стонет от стыда…
Все то, что на Земле мучительно и тленно,
я ночью белою не в силах побороть,
и хочется сказать: она благословенна,
измученная плоть…
Пусть жажда бытия всегда неутолима,
я принимаю все, не плача, не скорбя,
и город мой больной, и город мой любимый,
и в этом городе пришедшего тебя.
Июнь 1922.
«По старым иду мостовым…»
