Черубина де Габриак - Исповедь

           Вот и окна мои занавешены,
и горит огонек пред иконой.
Перейдешь мой порог
затомленным,
           неутешенным.

           Будешь плакать и звать себя коршуном
и молить об одном,
чтоб с тобой мое сердце осталось…
Все трудней, все больнее, все горше мне,
но превыше всего моя жалость.
           Мое сердце — твой дом.

           Для тебя мои окна украшены,
и по осени розан цветет…
Вижу, милый, душа заблудилась,
но пребудет Господняя милость.
Не рыдай, не терзай, не упрашивай;
           все пройдет.

Всё тою же проходим мы дорогой,
Но лист опал, но темны глуби вод.
В осенней буре созревает плод.
В ночь зимнюю рождает Дева Бога.

Под снегом спит до времени трава,
И дышит и творит во тьме душа земная…
Благодарю тебя за все твои слова!
Как много дал ты, сам того не зная!

           Поля любви покрыты медуницей,
а наверху сияет синева…
У нас с тобой замученные лица,
           и сказаны все до конца слова.

           Порывом налетевшей бури
разорван благостный покров,
твоим цветам недостает лазури,
           в моей лазури нет твоих цветов.

           И нам двоим здесь суждено томится,
земной любви нигде не утоля.
Под небом голубым покрыты
           медуницей благоуханные поля.

Страна моя. В тебе единой
моей судьбы веретено…
В твоих лесах, в твоих равнинах
любовью сердце крещено.
И от тебя — звериный голод
и чуда жаждущая кровь…
Дай пронести сквозь мрак и холод
такую русскую любовь.

То не ветер в полях над ракитою
Снежной россыпью вьется вокруг,
То не сердце вздыхает убитое —
           Обо мне запечалился друг…

Не поможешь словами волшебными,
Не утопишь в заморском вине,
Не замолишь в соборе молебнами,
           Не забудешь во сне.

Плачет девица в тесовой горнице,
Плачет днем и ночами не спит, —
Так ко мне ли, убогой затворнице
           Ты стучишься в покинутый скит.

Коли горем не тронулся девичьим,
Так моей ли слезой изойдешь,
Обернулся Иваном-Царевичем,
           А взглянула, за поясом нож.

Не курила крещенским я ладаном,
Не кропила святою водой,
Предреченным пришел, да негаданным,
           Ничего, что такой.

Где уж быть нам святыми и чистыми,
Как прикинемся, так и живем…
Мчимся в тройке с звонками да свистами,
           Полыхая бесовским огнем…

Будто мороком сердце ужалено,
Только морок желанней, чем явь,
По морям, по лесам, по прогалинам,
           Вскачь и вплавь.

В очи бесы нам машут рябинами,
Рассыпаются звоном в ушах…
Крылья, крылья блестят лебединые
           В камышах…

Эх, не молодцу с тройкой управится,
Если руки от хмеля дрожат…
То не белая Лебедь-красавица…
           Обернешься ли, милый, назад.

Мы с тобою не цепью прикованы,
Обручились единым крестом…
Эти губы не в церкви целованы —
           Постучи под девичьим окном.

Оба, оба с тобой мы бездомные, —
Белой Лебеди в очи смотри,
А зеленые очи, аль темные
           Все равно не видать до зари.

Разольется ночами бессонными
Неуемный разбойничий хмель…
Буду ночью стоять пред иконами,
           Расплетая твою же кудель.

Неизбывную радость узнала я,
Только радость зовется тоской…
Нитка желтая, синяя, алая,
           А узор-то мудреный какой.

Не порву, все по нитке распутаю,
Двух концов узелком не свяжу,
За твою ли за душу беспутную
           Все молитвы, как песню, твержу.

           Господи, помилуй нас.
Все мы крещеные,
да не тем крестом,
души у нас не прощенные,
распаленные
           дьявольским огнем.

           Молимся, не поднимая глаз…
Господи, помилуй нас.
           Не проходит хмель…
Огненная купель
душу опалила…
Господи, помилуй.

           С Твоих вершин
до наших глубин
опусти ангельские мечи…
Господи, растопчи…

Со святыми упокой…
А его-то душу сделай такой,
как слеза умильная…
Охрани ото зла…
Сердце мое — зола
кадильная,
тлен и прах…
Свет зажги Ты в его очах…
Грешного не отжени,
сохрани…

           И зовет, зовет за окном метель,
и поет, поет под рукой кудель…

           Нитка тянется,
свечка теплится…
А грехи твои все замолены
словом святых,
           кровью мучеников…

Красное облако стелется низко,
душный и дымный огонь…
Сердце отпрянуло, сердце не близко,
душно и стыдно — не тронь.

Нам ли идти этой страшной дорогой,
красным туманом дыша.
Бьется и плачет, кричит у порога
наша душа…

Красное пламя ее ослепило
дьявольской бездны печать…
Только не надо, не надо, мой милый,
так тосковать.

Нашей любви неизменная ласка
выше соблазнов земли…
Видишь, за облаком красным, вдали,
башни Дамаска.