— Номер ему мешает.
Я не понял: какой такой номер?
Между тем Кузовлев невозмутимо продолжал:
— В этом я твердо убежден. Нехорошо такое думать о друге, но именно в этом дело.
— Ничего не понимаю, — признался я. — О каком вы номере говорите.
— У Флейтазарова карабин 13–13–13. Понимаете?
— Ну и что же?
Я так громко расхохотался, что проходившие мимо мае матросы замедлили шаг. А Кузовлев с явной обидой заметил:
— Ничего веселого в этом нет…
— Как это вам на ум этакое пришло, товарищ Кузовлев? Выкиньте из головы чепуху!
— А вы все же присмотритесь к Флейтазарову, — настаивал на своем Кузовлев. — Очень прошу…
— Хорошо. Только я начну с прицеливания. Потренируемся с ним на станке. Вы мне в этом поможете. Флейтазаров должен стать хорошим стрелком.
— Я тоже так думаю.
Кузовлев ушел выпускать стенную газету, а я еще некоторое время стоял на морозе и размышлял. Никак не укладывалось в моем сознании то, что я сейчас услышал. «Рассказать об этом Виалетову или не надо?» Я понимал, что подобное нельзя скрывать от командира, но мне очень уж не хотелось выслушивать упреки: вот, мол, нашел старшина объективную причину и прячется за нее, как за броневой щит. Еще на смех поднимет.
Все же я пошел к Виалетову. Несмотря на позднее время, офицер был у себя. Выслушал он внимательно, не смеялся и ни в чем меня не упрекал. Посоветовал настойчиво тренировать матроса.
— А потом мы с вами произведем один опыт. И если он оправдается, значит, Кузовлев прав.
На следующий день я приступил к делу. Первый вечер посвятил теории. Тут матрос оказался молодцом. В тире получалось хуже. Не ладилось с прицеливанием. Вернее, с моментом выстрела. Матрос дергал спусковой крючок, сбивал мушку, и пули шли мимо цели.
— Итак, мы установили одну из причин ваших неудач, — сказал я. — Теперь давайте поменяемся местами. Следите за мной внимательно, привыкайте спокойно производить выстрел.
Флейтазаров брал карабин, стрелял, а пуль в мишени не оказывалось. Снова мы менялись местами, но результат был один и тот же.
В свободное от учебы время занимался с другом и Кузовлев. Ежедневно старший лейтенант Виалетов интересовался результатами «подтягивания» Флейтазарова и каждый раз говорил:
— Продолжайте, старшина, тренировки.
Стрелять Флейтазаров стал лучше, но все же ему было далеко до остальных.
Однажды старший лейтенант вызвал меня и матроса Кузовлева.
— Завтра я пойду с вами в тир, — сказал он. — Проверим, чему вы научили Флейтазарова. Вы тоже будете стрелять, товарищ Кузовлев.
После многих дней настойчивых тренировок Флейтазаров держал экзамен. Получив патроны, два матроса вышли на огневую. Вот лежит Кузовлев. Он словно замер, сросся с карабином. Я был уверен, что все пули он пошлет в мишень. Рядом — Флейтазаров. Он долго двигает ногами, рука неуверенно держит оружие. «Да, еще далеко до ажура», — думал я, поглядывая на старшего лейтенанта. А тот, стоял в стороне и, казалось, думал не о стрельбе, а о чем-то другом.
Оба матроса выпустили положенное число пуль, по команде поднялись и побежали к мишеням. «Поменяйте местами карабины», — шепнул мне старший лейтенант и пошел за матросами. Скоро я присоединился к ним. Как и полагал, у Кузовлева — все пули в десятке, а у Флейтазарова — только одна пробоина в единице, остальные пули ушли в песчаную насыпь.
— Худой у меня карабин, — сокрушенно проговорил Флейтазаров.
«Не в карабине тут дело, — хотелось сказать мне. — Карабин великолепный, я его сам утром проверял…»
— Старшина, продолжайте тренировки, — приказал мне Виалетов. — Оружие еще раз сами пристреляйте.
— Товарищ старший лейтенант, может быть, матросы поменяются карабинами? — как бы между прочим предложил я командиру.
Видно было, что Флейтазарову понравилась моя идея.
Виалетов подумал.
— Ну что ж, я не возражаю, — согласился он. — Пусть поменяются. Старшина, выдайте по девять патронов каждому.
Пока матросы устанавливали мишени и готовились к стрельбе, Виалетов тихо сказал мне:
— Если Флейтазаров сейчас поймет, в чем дело, наш опыт провалится.
Я сам боялся, что Флейтазаров узнает свой карабин, но матрос ничего не заметил. Он долго и терпеливо целился. Затрещали выстрелы. Я пристально всматривался в черное яблочко мишени Флейтазарова, но пробоин там не видел. Признаться, я сильно волновался за успех дела: «Неужели промажет?»
Раздались последние выстрелы.
— К мишеням! — приказал Виалетов.
Оба матроса побежали, а мы пошли тихо. «Удалось или не удалось?» — гадал я.
А Кузовлев уже кричал:
— У Флейтазарова в десятке пять пробоин, в девятке — две, остальные в семерке.
— А у вас?
— Как всегда: все в десятке и девятке.
— Получилось! — шепнул я старшему лейтенанту, но офицер промолчал. Зато когда мы подошли, он заулыбался.
— Ну что ж, товарищ Флейтазаров, я вами доволен, — сказал Виалетов. — Ваше отделение займет первое место во взводе и станет отличным.
— Уж очень хорош карабин у Кузовлева, спуск легкий и вообще… Мне бы такой.
— Товарищ старшина, — обратился ко мне старший лейтенант. — Перепишите оружие… Если, конечно, Кузовлев не возражает…
— Привыкну и к этому, — быстро ответил матрос.
— Вот и отлично.
Обрадованный Флейтазаров побежал от мишени к карабинам. Взяв оружие, он некоторое время стоял молча и ни на кого не глядел. Я видел, как на его лице выступили красные пятна. Скоро матрос пришел в себя, смущенно засмеялся:
— Так это же мой… Тринадцать-тринадцать-тринадцать… А здорово ведь бьет!
Вот такой странный случай и произошел в моем отделении. Флейтазаров после этого стрелял отлично. Он успешно закончил учебное подразделение и вместе со своим земляком Кузовлевым получил назначение на корабль.
Для литературно-художественного журнала «Советский моряк» я попросил своего друга, известного водолаза мичмана Я. А. Юлова, написать рассказ. Ждать пришлось долго. Наконец пришел толстый пакет. В нем оказались дневники Я. А. Юлова и его письмо ко мне.
Яков Александрович разрешил опубликовать письмо, что я и делаю.
«Уважаемый товарищ редактор! Я никогда не выступал в печати и поэтому, получив ваше любезное письмо, несколько растерялся… Раздумывая, как и с чего начать, я вспомнил такой случай. Приехал к нам на Амур молодой литератор из Москвы. Сказал, что пишет сценарий о водолазах, и очень просил разрешить спуститься на затонувший корабль, чтобы самому взглянуть на „подводное царство“. Справился я о его здоровье. Физкультурник, имеет разряд по плаванию. Посоветовался с офицером. „Глубина, — говорит, — небольшая, метров восемь. Пускай идет, только проинструктируйте и сами встаньте к телефону“. Я так и поступил.
