Но нас подстерегала еще одна беда. Узлы и детали, изготовленные из особой высокопрочной стали, но с нарушениями технологического процесса термообработки, имели обыкновение разрушаться в самый неподходящий момент, причем необязательно при максимальной нагрузке. Как-то ночью внезапно отломилась основная стойка у МиГ-25, спокойно стоявшего на площадке, к счастью, под самолетом никого не было: по достоверным слухам, такое же случилось на посадке у одного транспортного самолета. У МиГ-23 из этой стали сделаны основные силовые элементы фюзеляжа и крыла, и однажды в полете крыло отломилось. Это произошло, когда самолет пилотировал летчик-испытатель нашей фирмы Фастовец.
В конце 1967 г. в каком-то московском ресторане отмечался пятнадцатилетний юбилей ШЛИ, совпавший с очередным выпуском ее слушателей. Федотов подвел меня к симпатичному стройному парню с очень хорошей улыбкой (или парня подвел ко мне, не помню уже…) и сказал, что этот самый молодой человек будет нашим испытателем. Вскоре он появился в летной комнате и пробыл в ней в качестве полноправного и непременного члена до 1991 г.
Сын военного летчика-истребителя, участника Отечественной войны, получивший от отца редкое имя — Авиард. Он окончил знаменитую "Качу" (Качинское авиационное училище, одно из старейших в нашей стране) и трудился там инструктором на МиГ-21. Долго, как положено, обивал пороги в ШЛИ, был туда принят, успешно учился и летал и попал на заметку Федотову. Мы тогда больше двух лет работали вчетвером, полетов хватало и на основной базе, и на базе ГК НИИ, и новая "рабсила" пришлась как нельзя кстати.
Я встречал малоразговорчивых людей, но Авиард (друзьями величаемый попроще — Алик или Гаврилыч), по-моему, рекордсмен по этой части, причем самое удивительное то, что его молчания не замечаешь. Бывало, точим лясы в теплой компании, каждый что-нибудь глаголет, Фастовец тоже вроде бы при деле, улыбается, активен, а потом выясняется, что он за все время сказал едва ли пару слов… Наверное, поэтому его слова были очень весомы — когда говорил Фастовец, ни у кого не хватало духу перебить или невнимательно выслушать изрекаемое. К тому же, наряду с весомостью, в его столь редко произносимых речах присутствовала изрядная толика неожиданного и нестандартного юмора.
Человек он был очень спокойный, рассудительный и летчик редкостный, быстро освоился с работой и вскоре стал одним из постоянных жильцов нашего домика в городке на военной базе, а это означает, что он получил допуск к самостоятельной работе в командировке на аэродроме ГК НИИ. Такое доверие налагает большую ответственность: в те времена в командировке не было выбора, кому из летчиков фирмы лететь на то или иное задание, находились там в одиночестве, редко когда вдвоем, а работу надо было делать любую. Поэтому мы все, летчики КБ, пройдя через "степь", как в обиходе именовалась эта командировка, научились думать и работать самостоятельно, не оглядываясь на "корифеев" — позволят ли: если уж получил право работать самостоятельно в тех условиях, значит, тебе доверяют представлять фирму. Конечно, бывает, что на некоторые работы приезжают более опытные люди, но, в основном, все ложится на плечи находящихся там летчиков.
Фастовец быстро завоевал авторитет на фирме и вообще среди испытателей, выполнил множество сложнейших полетов, среди них первый вылет и испытания экзотического летательного аппарата — "изделия 105", прообраза воздушно-космического самолета, много давшего для создания известного "Бурана". Стал Авиард Гаврилович Героем Советского Союза, заслуженным летчиком-испытателем СССР, не обойден другими наградами. Отметил он свое 50-летие и распрощался с летной работой — медицина после многолетней с ней борьбы взяла-таки верх…
Работал он инженером, занимался эргономикой и стендовой отработкой разных экспериментальных систем, много времени отдал испытаниям палубных самолетов, освоив нелегкую и новую в нашей авиации специальность палубного офицера посадки, при всем при этом оставаясь тем же скромным, большой душевности человеком.
Но в августе 1991 г. произошла беда. Летная работа, тем более испытательная, да еще на истребителях, не способствует сохранению здоровья, перенесенные нервные и физические перегрузки, видимо, как-то сказались, и у Фастовца произошло кровоизлияние в мозг. Наверное, врачи надеялись на лучшее, принимая решение на операцию, но 5-го сентября 1991 г., через два дня после неё, Авиарда Гавриловича Фастовца, 54 лет от роду, крепкого, спортивного человека, не стало…
Вернусь к тому полету. Фастовец выполнял задание по проверке прочности самолета при создании перегрузки. На высоте 1000 м он установил требуемую скорость и потянул ручку на себя, но самолет стал самопроизвольно крениться. Алик пытался выровнять машину, но самолет не слушался рулей, а над кабиной промелькнул какой-то предмет красного цвета, оказавшийся впоследствии ракетой, сорвавшейся со сломанного крыла. Здраво рассудив, что оставаться в кабине дольше незачем, если уж вокруг самолета летают его детали, летчик катапультировался. И как раз вовремя, потому что через полторы-две секунды самолет взорвался. Обломки машины упали в соленое озеро Баскунчак, туда же приземлился, вернее, "присолился", и Фастовец.
Были и другие случаи разрушения крыла, и также экипажам удавалось спастись.
Все это не прибавило любви к МиГ-23, вводились жесткие ограничения, и даже когда нашли способ изготовления качественных деталей из той стали и с прочностью все стало в порядке, все равно, настороженное отношение к самолету осталось.
Но мы продолжали совершенствовать машину, выпустили её облегченный вариант — МиГ-23МЛ, создали очень эффективный истребитель-бомбардировщик МиГ-23Б, на базе которого был построен МиГ-27, сделали истребитель-перехватчик МиГ-23МЛА и, наконец, последнюю модификацию самолета — МиГ-23МЛД. Об этом самолете мне хотелось бы рассказать подробнее.
Как я уже говорил, при определении стреловидности крыла для воздушного боя решено было принять её равной 45 градусам, что, в общем-то, удовлетворяло всех по многим условиям, но эта стреловидность не являлась оптимальной по аэродинамическим характеристикам. Когда — после достаточно большого времени эксплуатации и испытаний — разобрались с прочностью и убедились, что при нормальной технологии изготовления крыло не ломается даже при значительном превышении разрешенной перегрузки, а только гнется, решили поискать более подходящую стреловидность. Лучше всего было бы, конечно, "прямое" крыло, но на большой приборной скорости самолет становился чересчур чувствительным к отклонению ручки в продольном отношении, возникала так называемая "раскачка", ни к чему хорошему не приводящая, да и ограничение по числу М оставалось прежним.
