Вне службы он относился к летчикам с теплотой и дружелюбием, охотно ездил на коллективные рыбалки, с удовольствием поддерживал компанию. Сохранивший к пятидесяти годам фигуру гимнаста, сплошь седой, с дочерна загорелым, независимо от времени года, лицом, с энергичным, волевым подбородком, Василий Гаврилович был красив особенной мужской статью.
Все вместе создавало вокруг него какое-то необъяснимое поле, и я не знаю летчиков, работавших с В. Г., кто бы не чтил этого замечательного человека.
Умер Василий Гаврилович неожиданно. В середине апреля 1969 г. он еще летал, а 8 мая его не стало — быстро развившаяся опухоль мозга…
Вернусь к рассказу о Стогове.
Многие летчики заходили к нам "на огонек", мы тоже не отказывались ни в гости сходить, ни на рыбалку съездить. Короче, общались тесно и знали друг друга. А вот Николая Стогова я, так сказать, не примечал. Не встречал я его у нас на "банкетах" по случаю чего-нибудь выдающегося, не привлекал он внимания веселым трепом в летной комнате военных испытателей, скромно делал свое дело и помалкивал. Да и летал тогда Стогов больше на "суховских" машинах и к испытаниям МиГ-25 приступил, по-моему, не раньше 1969 г.
В сентябре 1969 г. нам предстояло выполнить, как у испытателей принято говорить, "боевую работу": пустить ракету по самолету-мишени МиГ-17, летящей на высоте около шестисот метров. РЛС на МиГ-25 тех времен не могла обнаруживать цели, летящие ниже перехватчика, поэтому, чтобы сбить мишень, надо лететь ниже её. Когда же цель летит низко, то перехватчику приходится лететь совсем рядом с землей, на высоте, где экран РЛС "забит" помехами — отражением от земли. МиГ-25П — самолет высотный, создавался как оружие против высотных скоростных целей, но перехватчик есть перехватчик, и мы должны ухитриться обнаружить и сбить маловысотную цель.
Начинал эту программу Комаров, потом ему на смену прислали меня. Из военных испытателей по этой теме работал Стогов, и вот мы с ним в паре должны были выполнить этот полет. В паре, так как на испытаниях частенько бывает, что у перехватчика отказывает оружие, и, чтобы не терять дорогую мишень, в воздух поднимают несколько истребителей, обычно с разным вооружением.
Мы взлетели, вышли в зону, где разрешены пуски ракет, я обнаружил цель среди вороха помех на экране радара, "захватил" её и пустил все четыре ракеты, каждая толщиной с телеграфный столб и только чуть покороче. Стогову уже стрелять не пришлось — от бедного МиГ-17 в небе осталось дымное облачко…
После посадки меня у стремянки встретил расторопный ведущий инженер самолета Сергей Поляков и тут же открыл бутылку шампанского, а вечером все, имеющие отношение к этому событию, собрались в нашем доме — "4-м домике", как его называли в экспедиции. Вот тут-то я и начал понимать, что же за человек Коля Стогов.
И надо же, как бывает: ничего особенного он не делал — не пел, не плясал, на гитаре не играл, не был, как говорится, душой компании, как, к примеру, тот же Серега Поляков, который только мертвого не расшевелит, — но шла от него такая необыкновенная теплота, такие у него были хорошие, добрые глаза и улыбка, что потянуло меня к нему всей душой.
С этого вечера и началась наша дружба. Николай оказался интересным человеком, очень начитанным, с четкой, принципиальной позицией по многим вопросам, может быть, даже несколько упрямым. Летчик он был замечательный, настоящий испытатель, хладнокровный, расчетливый. Всегда точно выполнял задание, "привозил" хорошие, ценные материалы испытаний и, что очень важно, был исключительно надежным: когда он летал, то все на земле знали, что полет будет выполнен аккуратно и грамотно, при каком-либо отказе летчик примет быстрое и правильное решение, если погода резко ухудшится, то Стогов приземлится хоть в тумане. Я летал с Николаем на МиГ-31, когда он выполнял свой первый полет на этой непростой машине, и помню, как он уверенно и четко пилотировал новый для себя самолет, как будто летал на нем не в первый раз.
В 1971 г. Стогов вместе с несколькими другими летчиками во главе с полковником Александром Саввичем Бежевцом, одним из ведущих летчиков-испытателей МиГ-25, полетел в Египет, чтобы испытать МиГ-25Р в реальной боевой обстановке.
Сначала они, в том числе и старший летчик-испытатель Горьковского завода Владимир Гордиенко, летали над "своей" территорией, а потом над фронтовыми позициями на Суэцком канале. Полет обычно проходил на высоте 22–23 км, что вполне нормально для тех широт (чем ближе к экватору, тем выше тропопауза и ниже температура на большой высоте, что повышает потолок самолета), предельное время полета на максимальном числе М для этой группы было увеличено втрое, и носились МиГ-25 над Африкой, как хотели, недоступные для перехватчиков противника, хотя израильтяне неоднократно поднимали в воздух свои "фантомы" и "Миражи" — недостатка в информации о полетах "Альфы", как называли в Египте МиГ-25, у них не было… Николай выполнил восемь боевых вылетов на разведку, получил египетский орден, но никогда его не носил.
Предельно требовательный к себе, скрупулезно и методично готовящийся к каждому полету, Николай считал, что различного рода неприятности происходят с летчиками в основном из-за их "бестолковости" (его любимое выражение, подразумевающее и неграмотность, и беспечность, и неподготовленность), и что добросовестный летчик не может допустить никакой оплошности. Мы частенько схватывались с ним по этому поводу, так как я считал тогда и сейчас не изменил свою точку зрения, что летчик — не компьютер, может и ошибиться, и нечего его за допущенный "ляп" слишком виноватить, сам все поймет, нужно только с ним терпеливо и доброжелательно разобраться.
Раз случилось событие, сильно поколебавшее уверенность Николая в своей правоте.
Перед взлетом на Су-17 он забыл выключить стартовый тормоз, и на разбеге машину поволокло с полосы. Стогов прекратил взлет, но было уже поздно: самолет одним колесом заехал в канаву, выкопанную недалеко от ВПП для прокладки каких-то коммуникаций, и изрядно повредился.
На Колю было жалко смотреть — осунулся, глаза виноватые, не знает, куда деваться от стыда… Но настолько высок был его летный авторитет, настолько не вязался этот случай с его отношением к летной работе, с его требовательностью к себе, что никто не осудил Стогова, все его только жалели. После этой поломки Николай здорово изменился, стал как-то мягче, что ли, и больше мы с ним к прежним разговорам на ту тему не возвращались
Кстати, из-за этого неудачно придуманного стартового тормоза, включавшегося отдельным тумблером, были и другие попытки взлета на Су-17 с заторможенными колесами, а Игорь Волк и взлетел, оставив на полосе ошметки покрышек. Ему приказали катапультироваться, но он решил садиться и приземлился на то, что осталось от колес, вполне благополучно.
