— Да, вроде того, мамаша, я же советский человек. Тетка на старом мужнином галстуке держит небольшую козу — или купила только что, или, наоборот, убивать ведет. Коза, как коза, только я этих животных уже давно ненавижу.
А то меня как-то в Киеве пригласили сфотографироваться верхом на настоящем горном козле. Я-то, конечно, всегда с радостью, но козел то уж шибко бойкий. Я пока на него усаживался, двое его за рога держали, а то он все норовил мне под ребро сунуть. Наконец, сел, держу крепко обеими руками. Рога острые, здоровые, как руль у мотоцикла Харлей-Дэвидсон-750. Ну, сделали они пару снимков и пошли курить. "Догоняй", — говорят. А я, если одну руку отпущу, второй уже не справляюсь — козел прямо в сердце ткнуть хочет, а уж о том, чтобы два рога бросить, и речи нет. Потом уже узнал, что это у них шутка такая, а так два дня просидел, начал уж от скуки кругами гонять, то рысью, то галопом, объездил как следует и прямо на нем в Москву прискакал.
Все бы ничего, только разгорячился козел и пахнуть от него стало как, как… ну, натурально, козлом.
Меня подруга моя в Москве встретила, поцеловала, потом принюхалась, глаза заблестели:
— Пойдем, — шепчет, — скорее сексом заниматься. Ты — настоящий зверь.
В общем, тетка с козой говорит:
— Ты, товарищ летчик, насчет ребенка не сумлевайся. Он соседский, а они вчерась на свадьбе вишневку самодельную хлестали, вот он "пьяной" вишни и нажрался. Я сейчас ему опохмелиться принесу, а ты времени не теряй, иди, получай свою звезду героя.
В это время бутуз приоткрыл правый глаз и пробормотал хриплым человеческим голосом:
— А ну-ка пасса, а ну-ка исса.
Как ни странно, я сразу понял, что это он так говорит: "Поди сюда" или "Иди сюда", но обращается к тетке, наверное, по поводу опохмелки.
Поплюхал я дальше и думаю, чем же она его опохмелять будет? Чем обычно детей опохмеляют? Педди Грипал? — это вроде для собак, Вискас — для кошек. А есть ли, вообще, универсальный рецепт опохмелки, кроме как не пить совсем? Видимо, у каждого — свой. Где-то я читал, что рецепт знаменитого американского саксофониста Чарли Паркера начинался словами: возьмите две пинты виски… Ну, да ладно, тетке видней. Не впервой, видимо, да и лицо у нее хорошее.
Около филармонии стоят трое жаб, меня поджидают, видно, вопросы еще кое-какие остались. Только зачем вопросы с дубинами в руках задавать.
Я остановился, опешил.
Правда, они как меня увидели, тут же упрыгали кто-куда. Мне уже в Москве таеквондист знакомый все разобъяснил. Он раньше на соседа злой был, так поехал в Корею на десять лет таеквондо изучать, потом приехал и расколотил соседу всю
морду.
— Покажи, как ты стоял, — говорит.
— Как-как, — показываю, — я и сейчас точно так стою. Он вокруг меня обошел, бормочет:
— Так, значит, ноги чуть шире плеч, сильно напряжены, глаза пустые, левая рука полусогнута, в правой полуметровый стальной штырь. Так-так. Ну, что ж, типичное "Чехиро-сиу-хо" — концепция нападения.
Я говорю:
— Ну, это совсем другое дело.
Я про штырь-то совсем забыл сказать, а надо бы, потому что и пишу я сейчас все это левой рукой. В правой-то штырь от той стены так и остался. Я потом его свободный конец отхромировал — просто заглядение.
Одним словом, приплелся я в гостиницу к трем, позвонил Макаревичу. Он трубку снимает: "Алё".
— Слава богу, — думаю, — со сцены уже ушел. И рухнул спать.
***
Вокально-инструментальный жанр (1978)
Вот девушка сидит в седьмом ряду.
И в душной полутьме наполненного зала
Ее лицо передо мной мерцало —
Никак свои глаза не отведу.
Да, кожа свежая, на носике веснушки,
Ну, в общем, видно, что мила.
А туфли новые и кофту у подружки
Она, наверное, взяла.
Я знаю наперед уже, что будет:
Она мечтает, чтоб я сам
К ней подошел, когда повалят люди,
Спеша с концерта по домам.
И чертик похоти тоскливой
Склонил бодливые рога,
И подхожу неторопливо
Минутной прихоти слуга.
Дежурной фразой о погоде
Я открываю диалог
И предлагаю в этом роде
Пройти с собою в номерок.
Она пытается, кивая,
Про маму что-то говорить,
А я пока соображаю,
Где можно кир еще купить.
Потом привычно смело с ходу
Даю обзор о том, о сем,
Про ГДР, где не был сроду,
Про Пьеху, с кем я не знаком.
И мне все это так знакомо,
Все повторяется подчас
За много миль вдали от дома
Одно и то же, каждый раз.
Хотя закрыты рестораны,
Такси любое торможу
И вот в пакетике "Моntаnа"
Горилку с перцем я держу.
Вот мы дошли уж между делом
Продрогла девушка совсем
И соглашается несмело а
Зайти послушать "Воnnу М".
Все это здорово, конечно,
Но дверь закрыта — вот те раз!
Откройте парочке безгрешной —
Придется дать швейцару "бакс".
Ну что ж: "Заслонов", водка с перцем,
Любовь поспешная, перед дежурной страх,
Хмельная ночь, оскомина на сердце —
И плачет девушка наутро в номерах.
И не одна она рыдает —
У музыкантов в сердце лед —
Пусть плачут женщины — состав наш уезжает,
Афиши сорваны, давно автобус ждет.
Нас снова ждут гостиницы плохие,
Площадки тесные, удобства во дворе,
Томатный сок, пирожные сухие
И нет воды горячей в январе…
Я стою в душном, прокуренном коридоре МОМА — Московского объединения музыкальных ансамблей — организации, которая присматривает за ресторанными музыкантами.
Жду Гришку. В общем-то он с понтом — Гришка, а на самом деле — Григорий Михайлович. Фамилия ему — что-то вроде Ризеншнауцер или Штангенциркуль, ему 56 лет, у него глаза навыкате, сам он будет из евреев, хотя и бывший военный.
Гришка правдами и неправдами добился в МОМА должности и вот уже шесть лет проверяет репертуар и качество оркестров в ресторанах, великодушно принимая подношения деньгами, коньяком и икрой.
Сегодня четверг, день проверки. Я жду, вообще, не Гришку, а Лешку, который входит в комиссию по прослушиванию; Лешка — мой друг, сам бывший ресторанный саксофонист, токе кормится около ресторанов.
В самый разгар борьбы с деньгами для музыкантов он прославился тем, что съел 10 рублей, которые ему дал один грузин, чтобы насладиться в Москве звуками родной «Сулико». Лешка деньги взял, а «грузин» оказался сотрудником органов, но доказать ничего не смог, потому что, как я уже упоминал, Лешка «чирик» съел, закусив собственной слюной.
