С рассвета до обеда я летал со своими курсантами, тренировался сам, а после обеда до темноты проводил рулежку.
Мои курсанты уже приступили к «вывозной программе» на «УТИ-4».
Самолет был новенький, его дали моей группе за успешное овладение «УТ-2».
Предстояла нелегкая работа – переход на боевой самолет «И-16». Теперь я понял, сколько сил и энергии затрачивают инструкторы, приступая к выполнению вывозной программы на «УТИ-4», как напряжено у них внимание, какая нужна при этом выдержка. В дни войны – особенно: мы должны были отлично обучить летчиков пилотажу и стрельбе на истребителе по еще более ускоренной программе.
Враг рвался к Москве. Бессмертные подвиги совершали советские воины, защищая ее от гитлеровских войск. Тысячи фашистских бомбардировщиков участвовали в ночных налетах. Но наша ночная истребительная авиация, наши зенитные батареи не допускали врага к столице. Всю страну облетела весть о подвиге Виктора Талалихина. Он ночью таранил немецкий бомбардировщик, пытавшийся прорваться к Москве. И мы, памятуя суворовскую заповедь, взяли Талалихина за образец героя, а позже и Алексея Катрича, таранившего вражеский бомбардировщик под Москвой в сентябре.
Радио и газеты сообщали о налетах вражеской авиации и на Ленинград, о подвигах его воздушных защитников.
«Героические дела совершают советские люди не только на фронте, но и в глубоком тылу. Самоотверженным трудом наш народ готовит победу над фашизмом», – передавало радио. Но, глядя на карту Родины, на районы, временно оккупированные фашистами, я рвался на фронт, мечтал вступить в схватку с врагом на подступах к столице.
Наши войска отходили, ведя непрерывные бои. Линия фронта отодвигалась на восток. Тревожно было на сердце. И чтобы отогнать тревогу, я работал еще больше. Жил мыслью, что меня отправят в действующую армию, когда мои курсанты закончат обучение на «И-16». Ждать этого было уже недолго.
КАК Я ПОПАЛ В НЕРАДИВЫЕ
Я проводил ознакомительные полеты в зону с курсантами на нашем новеньком «УТИ-4». Командир звена готовил их на земле, я – в воздухе. Такой метод позволял нам ускорить летную подготовку. Буквально не вылезал из кабины. Курсантами я доволен. Но вот последний, одиннадцатый, полет в зону с курсантом Клочковым. Я знал его недостаток – при сложной обстановке он терялся, мог нарушить последовательность действий в кабине. Напоминаю, чтобы он мягко держался за управление. Начали разбег. Чувствую, что сектор газа резко пошел вперед. Кричу курсанту:
– Резкие движения!
Самолет почему-то долго не отрывается от земли. Делаю попытку оторваться, а наш «УТИ-4» все бежит и бежит. Наконец оторвался, но мотор дал перебои. Снова кричу:
– Бросьте управление!
Убираю сектор газа на себя и даю его более плавно. Мотор заработал нормально, и тут же снова начал давать перебои. Самолет стал терять скорость и коснулся земли. В чем же дело? Ведь мотор новый!
Впереди овраг. Вот-вот угодим в него. Делаю попытку перескочить его. Раздался треск, машину встряхнуло, и я крепко ударился головой. Выскакиваю из кабины: вот оно что – машина в трех метрах от оврага столкнулась с самолетом, на котором производится рулежка. Снимаю шлем и парашют, по подбородку бежит кровь. Клочков сидит, опустив голову. Лицо у него в крови. Неужели погиб? Сбегаются курсанты. Успеваю крикнуть: «Быстрее вытаскивайте его из кабины!» – и падаю.
Мы бы наверняка погибли, если б получили лобовой удар. Отделались легко – всего несколько дней пролежали в госпитале. Очень жаль было новую машину – она была повреждена.
Как выяснилось потом, авария произошла оттого, что на взлете курсант перепутал сектора – дал сектор высотного корректора, которым полагалось пользоваться только на большой высоте. Несмотря на мой приказ, он не выпустил его и сидел, словно окаменев, – так испугался, когда мотор зачихал.
Выйдя из госпиталя, я еще энергичнее взялся за работу, еще требовательнее стал относиться к себе и курсантам. Но комэск изменил отношение ко мне: я попал в число нерадивых. На каждом разборе он вспоминал об аварии. О фронте нечего было и думать.
Трудное началось для меня время – было горько, обидно. И все же я твердо решил вновь завоевать доверие нашего строгого командира и добиться отправки на фронт.
А пока я проводил в действующую часть своего лучшего курсанта – Вячеслава Башкирова.
ФРОНТ ПРИБЛИЖАЕТСЯ
Шло смоленское сражение. Враг, приостановленный на дальних рубежах под Москвой, продолжал совершать воздушные налеты на нашу столицу, на Ленинград, находившийся в блокаде.
Продолжалась героическая оборона Одессы и Киева. Опасность угрожала Харьковской области. Сложное положение создавалось на нашем направлении.
Росла тревога за близких. Не отвечал на письма брат Сашко, служивший на Урале. С пометкой «адресат выбыл» вернулось мое последнее письмо к нему.
Никаких вестей не было от Якова, призванного в армию с первого дня войны.
Давно не было писем от отца, сестры и брата Григория, работавшего в охране завода в Шостке. Что с ними?
Не знал я в те дни, что к 1 сентября передовые части немецких войск прорвались к Десне, захватили плацдарм на левом берегу, у Шостки. Только много лет спустя мне стало известно, что гитлеровцы считали район Шостки одним из дальних подступов к Москве и в сентябре 1941 года стянули туда крупные силы армий «Центр».
От наших бывших курсантов приходили письма, полные бодрости. Друзья кратко описывали боевые вылеты Тачкина, Скотного, свои. Мы по многу раз перечитывали каждое письмо, без конца говорили о боевых делах товарищей.
Я подал рапорт об отправке в действующую армию. Но получил отказ: несмотря на все мои старания, авария, видимо, все еще не была забыта.
Вражеские разведчики частенько стали появляться над нашим аэродромом – очевидно, контролировали его. Иногда пытались атаковать наши самолеты в воздухе. Производить учебные полеты стало опасно. Мы, инструкторы, несли дежурство в кабинах.
К нам сел полк двухмоторных бомбардировщиков «СБ». Они по нескольку раз в день вылетали на боевое задание. Вместе с курсантами мы изучали «живые» бомбардировщики, узнавали много нового о тактике воздушного противника. С нетерпением ждали возвращения экипажей с задания, бегали их встречать, засыпали вопросами.
Иногда «СБ» возвращались с повреждениями. Некоторые гибли в бою. Полк нес потери, но летчики – молодые, дружные ребята – держались стойко. Они охотно делились с нами наблюдениями, боевым опытом. Случалось, говорили:
– Вас рядом с нами не хватает: недостает у нас на фронте истребителей прикрытия. Наши «СБ» устарели – скорость маловата.
Как же нам хотелось на «И-16» прикрывать полк! Но задачи у нас такой не было, да и не хватило бы радиуса полета.
