Как мы ей обрадовались!
Кучер недаром понадеялся на лошадей. Их верный инстинкт не обманул их. Теперь скоро мы будем дома.
Дождь, как начался неожиданно, так же неожиданно и перестал.
Промокшие до костей, голодные, но веселые, мы все бежим по своим комнатам, чтобы поскорее переодеться к обеду. Мама на ходу расстегивает платье, чтобы поскорее накормить Петю, который давно уже кричит от голода.
А меня ждет мой Мотька. Как только я вхожу в дом, так он радостно бросается ко мне навстречу, стуча по полу своими копытцами. Он тоже голодный. И я наливаю в блюдце молоко и крошу в него хлеба. Мотька, не дожидаясь конца приготовлений, жадно приникает к тазику, все время помахивая своим коротеньким хвостиком.
Удовлетворив Мотьку, я снимаю липнувшие к моему телу мокрые, отяжелевшие башмаки, платье, белье и иду обедать.
Кто-то рассказал отцу о том, что под Бузулуком в пещере живет старец-отшельник и что к нему ходит народ и считает его святым.
Отца всегда интересовали люди, живущие религиозными интересами. И так как у него, кроме желания видеть старца, были еще дела в Бузулуке, он решил туда съездить.
— Папа, возьми меня с собой, — попросила я.
— Куда тебе? До Бузулука семьдесят верст. Ты устанешь.
— Нет, пожалуйста! Я наверное не устану! Ведь из Самары сюда двести верст, а я совсем не устала…
— Да, но мы по дороге ночевали. Да, впрочем, если мама позволит — поедем…
К моей большой радости, мама позволила. Не помню, кто еще ездил с нами. Помню, что Илью не взяли, потому что у него болели глаза. И помню, что он очень ревел из-за этого. Ханны тоже с нами не было.
Отшельник жил в пещере совсем один и питался тем, что приносили ему местные жители. Время он проводил в молитве и в беседе с приходящими к нему посетителями.
Помню о жутком и благоговейном чувстве, которое я испытала, входя в темную, низкую, сырую пещеру. Старец дал нам по маленькой восковой свече, которой мы освещали себе путь. Он показал нам вырытые им и его предшественниками кельи под землей и показал нам могилы тех, кто здесь умер. О каждом он своим тихим, мягким голосом говорил что-нибудь хорошее, каждого помянул добрым словом. Сам он уже двадцать пять лет жил в этой пещере.
Мимо одной могилы старик прошел молча.
— А здесь кто похоронен? — спросил папа.
— Это приготовлено место успокоения для следующего, — тихо и спокойно сказал отшельник и с опущенной головой прошел дальше.
Когда мы с папа вышли из темной, пахнущей землей, пещеры на солнечный свет, он в первую минуту ослепил меня. Старец вышел нас проводить. Простившись с ним, мы пошли на постоялый двор, где стояли наши лошади.
Мы долго шли молча, потом пана спросил меня:
— Ты заметила, как он сказал о «следующем»? Ты поняла, о ком он говорил?
— О себе?
— Да, — ответил папа. — С каким тактом он это сказал! — И я видела, что папа понравился этот ответ.
Окончив свои дела в Бузулуке, папа велел запрягать, и мы тронулись в обратный путь.
Хоть я и обещала папа не уставать, но на обратном пути меня клонило ко сну, и я была радехонька вернуться домой и отдохнуть.
Перед своим отъездом в Ясную Поляну папа решил позабавить башкирцев и вместе с тем испытать резвость степной лошади. Для этого он задумал устроить скачки20.
Был назначен день, и было оповещено по всем окрестностям, чтобы все, желающие принять участие в скачках, к известному сроку собирались бы к нам на хутор.
Башкирцам эта затея очень понравилась, и они стали приучать своих лошадей и ребят к скачкам.
Постоянно можно было видеть мальчика лет десяти-одиннадцати, лихо скачущего верхом по степи.
Папа приготовил призы для выигравших: первый приз было заграничное ружье; второй — глухие серебряные часы. Следующие призы были: шелковые халаты, такие, какие носят башкирцы, шелковые платки и т. д.
За несколько дней до скачек собрался вокруг нашего дома целый табор башкирских кибиток. Резали и варили баранов, доили кобыл, болтали кумыс. Папа отдал на зарез двухлетнюю английскую лошадь, сломавшую себе ногу. Ее ошкурили и положили в котел варить.
Башкирцы собирались в степи и, сидя хороводом на коврах под открытым небом, пили кумыс, играли в шашки, пели, плясали…
Веселый Михаил Иванович приехал со своими тремя женами и многочисленными кобылами. Жены ссорились, и нам с мама часто приходилось слышать от них горькие жалобы друг на друга.
Михаил Иванович не унывал. Он играл с папа в шашки и в затруднительных случаях тыкал себя пальцем в лоб и повторял свою любимую поговорку:
— Ба-а-а-альшой думить надо…
Но как он ни думал, чаще выигрывал папа, а не он.
Странно звучала для нашего европейского уха восточная музыка. Мелодии всегда бывали заунывные, в минорном тоне, с более тонкими интервалами, чем гамма, к которой мы привыкли. Под эту заунывную музыку, исполненную на дудках, на зурнах и на других странных инструментах, башкирцы медленно, плавно плясали…
Некоторые башкирцы играли на горле. Это очень странный и редкий способ производить музыкальные звуки, и мастера этой музыки ценятся у башкирцев очень высоко, так как они очень редки.
На скачки приехал один такой музыкант. Когда он играл, все затихали, слушая его.
Башкирец сидит, скрестив ноги, на ковре, лицо у него напряженное, на лбу выступила жила от усилия, и пот каплями течет у него со лба на нос. Все лицо его совершенно неподвижно, губы не шевелятся, и только далеко в горле точно органчик играет. Звуки — чистые, прозрачные и очень мелодичные.
Но вот он кончает. При последнем звуке у него вырывается из груди не то вздох, не то стон. Все молчат под впечатлением слышанной музыки.
— А ну-ка, — говорит папа, — вынь и покажи нам органчик, который у тебя спрятан в горле.
Башкирец устало улыбается и качает головой. Ему подают деревянную чашу, полную пенистого кумыса. Он жадно пьет, потом скрещивает на коленях руки и отдыхает.
Круговая чаша с кумысом все время передается от одного башкирца к другому.
Посреди хоровода борются два башкирца. Способ борьбы их следующий: двое садятся один против другого и упираются подошвами друг в друга. Потом они берут в руки прочную палку и тянутся за нее — кто кого перетянет. В этой борьбе нужно столько же сноровки, сколько и силы. Надо поставить ноги так, чтобы они были немного согнуты в коленках, и при борьбе надо не только тянуть руками, но и стараться распрямить колени. Как только ноги вытянуты, так противник становится стоймя перед победителем.
