Знаешь, что было дальше? Мишка, сын дяди Гриши, кореш мой, на комсомольском собрании (он был у нас активистом) заявил, что он отказывается от своего отца. Так и сказал: «Не признаю врага народа своим отцом. Сталин мой отец». В 1939 году дядю Гришу выпустили из лагерей. Но что от него осталось… А в 1941-м он пошел в ополчение. Под Лугой их разбили немцы, но дядя в плен не сдался, ушел к партизанам. Мишку вместе со мной забрали в армию. Только меня послали учиться в полковую артшколу, а его в пехоту. Утек Мишка к немцам, наши люди рассказали, что служит полицаем. Вот как все повернулось. Встречу дядю Гришу, не знаю, как буду ему в глаза смотреть: тогда, дурак, поверил, что он враг народа, Мишка убедил. А сейчас того подлеца встретить, да поговорить с глазу на глаз, тут не пожалел бы снарядов!
Святкин стал в позу:
– Надо было уничтожать «пятую колонну».
Шустеров ответил:
– Такие люди, как дядя Гриша, не «пятая колонна»!
Разговор на этом закончили. В наушниках:
– «Дон», «Дон», сменить ОП, лево пятьсот.
И опять дотемна огонь, огонь.
– Ну и дэнь, думав, от-от моторы вид пэрэгриву взирвуттца, – ворчит Хижняк, вылезая из своего пекла.
После этих боев командование отослало на А.Т. Дронова наградной лист, где было отмечено: «В бою 7 и 8 августа 1943 года при наступлении на Горно-Веселый уничтожил прямой наводкой: самоходное орудие, противотанковое орудие, наблюдательный пункт, дзот и миномет противника с прислугой, мешавшие продвижению нашей пехоте. Умело маневрируя орудием среди разрывов вражеских снарядов, тов. Дронов поставленную боевую задачу выполнил без единой потери и повреждений».
На следующий день происходит почти то же самое, только с меньшим напряжением, зато напортачить успели предостаточно. При слишком крутых поворотах (без них можно было обойтись) левая гусеница остановилась, натянулась, как струна, вот-вот разорвется, самоходка вздрагивает, под катки набился песок, растительный мусор. Хижняк выскочил из моторного отделения, начал очищать, но по пути к люку его настиг разрыв мины. Ранен в голову, кое-как влез на свое место, за рычаги сесть сил не хватило. Шустеров и Святкин помогли ему сползти в боевое отделение, лег на днище между моторами. Оказали первую помощь, осколок прибинтовали, он крепко и глубоко сидел в кости черепа. Передаю командование наводчику орудия, сам перебираюсь в моторное отделение, сажусь за рычаги, быстро вывожу самоходку из-под обстрела. Вот когда пригодилась взаимозаменяемость в экипаже.
Повторилась ситуация, возникшая полтора месяца назад около станицы Нибереджаевской, тогда на крутом склоне установка пошла юзом. Наш механик-водитель старший сержант Василий Шаров, желая проверить, не перевернется ли самоходка, выскочил наружу, был ранен в голову. Мне пришлось перевязывать, до сих пор в памяти осталось чувство прикосновения к пальцам осколка, сидящего в височной кости, затуманивающиеся глаза, покрытое каплями пота лицо Василия. Быстро вывел СУ-76 в первый эшелон тыла полка, на сборный пункт подбитых машин и раненых людей, механика сдал медикам. К концу войны Шаров стал кавалером трех солдатских орденов Славы, по статусу равных званию Героя Советского Союза.
Механик-водитель батареи СУ-76 Василий Иванович Шаров
Тогда вез бойца по лесу, теперь этого делать нельзя, у немца, как на ладони, покидать передний край без приказа не надлежит, впереди пехота, ее защитить некому. Что делать? К счастью, подвернулся танковый тягач, отправили своего Хижняка.
Опять повторилось неправильное поведение в бою. Выйти для осмотра машины надобно, но это можно сделать через люк, а не через боевое отделение, не поворачиваться, как сом в вентере, не ловить раззяву, а вьюном нырять в самоходку. Мелочь? Но такие случаи часто решали в бою вопрос жизни и смерти. До конца дня вожу установку сам, то открываем огонь по обнаружившемуся противнику, то уходим в укрытие и ведем разведку целей.
Наводчику Шустерову понравился «новый» механик-водитель, теперь никто не командует, где и когда занять ОП, когда включать скорость, брать машину на тормоза, когда покидать позицию и уходить в укрытие. Все шло слаженно, пригодилась взаимозаменяемость в экипаже, владеть которой постоянно требовали командиры, и хорошо, что требовали.
Тремя днями ранее поймали еще одну ляпу. Вторая самоходка нашей батареи допустила тактическую ошибку, надо было вести бой с места, прикрывая нас и подавляя огневые средства противника, открывшие огонь по нашему орудию. Только когда мы заняли новую огневую позицию, надо менять ОП. Потом уже наше орудие должно было вести атаку, прикрывая огнем продвижение соседей. Это основа тактики ведения боя самоходной артиллерией (в отличие от тактики танков). Но получилось, что противник, видя скопление самоходок, открыл заградительный огонь по заранее пристрелянному рубежу и едва-едва не уничтожил обе СУ-76. Дураку в поле – не дай воли. Машина оказалась подбитой, в экипаже есть раненые. Вызываю службу эвакуации и тягач для отбуксировки орудия. Бой ошибок не прощает, они ведут к кресту и бессмысленной гибели. Конечно, кресты бывают и там, где вроде бы все делается без промахов, но все же их тем меньше, чем меньше ошибок.
Стемнело, прошу у командования механика-водителя, горючего и боеприпасов, приказано для заправки отойти в тыл, метров на 1000–1200. Сказано – сделано, прибыли тыловые машины, с ними помощник начальника штаба капитан Дуров, командир отделения управления батареи (мы его называли – старшина батареи) Сапар Худайбердыев. Механика-водителя не имеется, в резерве никого нет. ПНШ-2 передает экипажу благодарность командного пункта, предупреждает, что в 2.00 возможна атака полка. Ночь так ночь, значит, ночная атака, маршрут известен. Дуров выспросил, что знаем о противнике (он же разведчик!). Старшина угостил хорошим довольствием, завтрак, обед, ужин, все доразу, заправщик налил баки горючим, помкомвзвода по боепитанию выдал два боекомплекта снарядов, знал привычку «Дона» возить запас. За счет умелого расположения боеприпасов мы доводили боекомплект до 80 выстрелов.
– Передайте замполиту, что коммунист Шустеров произвел хороший взнос в партийную книжку, уничтожил не менее двух десятков немцев, – говорю капитану Дурову.
– Пятерка из них моя, – поправляет Святкин.
– Майор будет рад.
Заправились, уложили все строго на свои места, проверили, в бой хоть сейчас. Надо быть в готовности № 1, настороже, а мы… заснули мертвецким сном. Видать, сказалось напряжение последних дней, были доведены до последней степени изнеможения.
