Сюзанн Варга - Лопе де Вега

«Сан-Хуан», серьезно пострадавший во время плавания, подошел к причалу порта Ла-Корунья в середине октября; на его борту находились изможденные члены экипажа и одичавшие солдаты-пехотинцы с блуждающим от голода взглядом. Среди них был и Лопе, спасенный, возможно, самим Провидением. Он вновь ступил на твердую землю, он выжил. Быть может, этим счастьем он был обязан своей способности отстраняться от реальности и погружаться в творчество, которое служило ему защитой от духовного отчаяния и позволило сохранить и физическое здоровье. Можно сказать, что тело его выдержало все испытания благодаря ясности ума и силе духа.

Около семидесяти кораблей сумели добраться до берегов Испании. Половина флота была потеряна (хотя следует отметить, что ни один корабль не сдался на милость победителя), более восьми тысяч человек погибли (среди них и брат Лопе), включая тех, кто скончались вскоре на родине, не преодолев выпавших на их долю испытаний. Так произошло с великим мореплавателем Мартинесом де Рекальдо, командовавшим «Сан-Хуаном»: он умер спустя несколько дней после возвращения в Ла-Корунью, «истерзанный не столько телесными, сколько душевными страданиями».

Филипп II, узнав о том, что смело можно было назвать разгромом, крахом, катастрофой, воскликнул: «Я посылал свои корабли на битву с людьми, но не со стихией!» Какое-то время он хранил в тайне печальную новость, и только когда ужас и тревога начали охватывать страну, принял решение обнародовать известие о печальных событиях. Следует заметить, что этот поход, столь неудачный с военной точки зрения, не определил победителя. Похоже, что англичане, как утверждают некоторые историки, ожидали новых атак со стороны испанцев после их «северного похода». Вот почему Елизавета I, дама очень осторожная, проявила недюжинное терпение и выжидала до декабря, чтобы отслужить благодарственный молебен. Но когда Англию охватило всеобщее ликование, всеобщая печаль охватила Испанию, погрузившуюся в траур.

Но военная мощь Испании еще не была уничтожена, она оставалась великой морской державой еще долго, однако эта ужасная авантюра положила конец героическим порывам Лопе де Вега, который отныне стал довольствоваться тем, что переживал их не в жизни, а в литературных произведениях, вместе с героями, вышедшими из-под его пера. Правда, нужно сказать и о том, что среди самых суровых литературных критиков нашлись и такие, кто участие Лопе в походе «Непобедимой армады» считал чисто поэтической выдумкой. Даже если бы это было и так, то постоянное обращение к этой теме в его творчестве (как в случае с «Драгонтеей», опубликованной десять лет спустя, в 1598 году) наводит на мысль, что тема эта — едва ли не самая важная для него, так что вопрос о том, пережил ли автор описываемые события в действительности, становится второстепенным.

Итак, сойдя с корабля в порту Ла-Корунья, Лопе вместе с друзьями отправился в Кадис, находящийся неподалеку от Геркулесовых столбов (как в эпоху Античности называли Гибралтар. — Ю. Р.), откуда, как он написал в «Филомене», добрался до Толедо, где встретился с ожидавшей его Изабеллой, находившейся в том положении, весть о котором удивила и обрадовала его.

Лопе вновь оказался рядом с Изабеллой, которую вопреки ее желанию вовлек в буйный вихрь, коим была его жизнь. Он не слишком часто вспоминал о ней с момента отбытия из Лиссабона. Теперь же, когда он вновь увидел эту молодую женщину, столь хрупкую, но в то же время и столь сильную, такую красивую, такую образованную, такую добродетельную, в душе Лопе вновь ожили благородные чувства; эта любящая и внимательная к возлюбленному женщина отдалась во власть безумства и позволила себе любить того, кто впоследствии будет вытягивать, высасывать из нее все жизненные силы, того, кто сегодня осознавал, что в ее верности, стойкости и терпении было нечто воистину героическое. Именно такой, верной и преданной, она и предстанет в тех стихах, которые Лопе напишет позднее и посвятит ей. Изабелла не обладала стройностью и гибкостью Елены Осорио, но ей были присущи изящество и элегантность, хотя ростом она была менее пяти футов, но казалась выше благодаря прекрасной осанке. Ее кожа при дневном свете напоминала полупрозрачную слоновую кость, а взор ее всегда выдавал те чувства, что переполняли ее душу, и настойчиво требовал столь же страстного взгляда в ответ, в чем ей невозможно было отказать. «Ах, Изабелла, позвольте мне с вами поговорить, — сказал ей Лопе, мучимый угрызениями совести. Затем, взяв ее за руку, он продолжал: — Я хотел бы заслужить прощение, исправив все то зло, что я вам причинил, сударыня, я хотел бы, чтобы каждое мое деяние стало для вас крохотной частицей света».

Ответом Изабеллы было ее вспыхнувшее от счастья лицо, озарившееся ослепительной улыбкой.

«На мой взгляд, — продолжал уже увереннее Лопе, — в том положении, в коем мы находимся, разумнее всего было бы положиться на ваш выбор, который, разумеется, будет благоразумным и мудрым».

Изабелла, как всегда немного смутившись, решила отступить на второй план и предложила положиться во всем на друзей Лопе, которые всегда приходили ей на помощь, к примеру на Гаспара де Порреса, директора театра, которому молодой драматург отдавал для постановки большинство своих пьес. Встретившись с друзьями и выслушав их, Лопе был вынужден признать, что действительность настигла его, как ни старался он бежать от нее.

И доказательством тому была необходимость отправиться в изгнание, так как с печальным для Испании исходом похода «Непобедимой армады» все надежды на возможную амнистию или смягчение наказания рухнули и Лопе был обязан покинуть Кастилию.

Итак, Лопе выслушал советы верных друзей. Но думал ли он тогда, что они смогут помочь ему настолько, что наказание превратится в преимущество, а несчастья и превратности судьбы — в милости этой переменчивой дамы?

Но, быть может, таково Провидение, никогда не покидающее гения: если оно выбирает кого-то для осуществления некой миссии, суть коей заключается в достижении славы, то все способствует этому человеку, даже его невзгоды.