Чтобы подняться на колокольню, нужна «виза» церковного попечителя. Шла субботняя служба. Потолкавшись с минуту в душной, пахнущей потом, воском и сургучом церкви, нашли попечителя.
Старик с синевато-пепельной бородой спросил: «Кто? Откуда?» – и открыл дверцу на узкую лестницу. Петька с Ваней стали считать ступеньки, я тоже перебирал…
Первые русские поселенцы появились тут в самом начале прошлого века. Дворов десять. Поселились старообрядцы – люди фанатично религиозные, но крепкие, работящие. Отвоевали кусок земли у Дуная. На насыпях построили дома, сады заложили и так глубоко житейские корни пустили, так зелено расцвели ветки на родословном рыбацком древе, что теперь уже в Вилкове числится десять тысяч рыбацких душ. Умеют работать не хуже дедов-кряжей поселенцев, хоть в бога молодежь давно не верует. В конторе колхоза я увидел «молнию»: «План путины выполнен на…» Забыл, на сколько. То ли на сто пятнадцать, то ли на сто двадцать пять. Во всяком случае, за сто процентов перевалило рыбы в этом году…
Скрипят ступеньки наверх. Внизу, слышно, поют какую-то жалобную церковную песню. Две церкви стерегут рыбацкие души. Но сейчас взят правильный курс. С колокольни видно: поднялся уже над городом Дом рыбака. Он и ростом церкви под стать, ну, и, конечно, изнутри Дом будет такой, что церкви не под силу будет тягаться с Домом. Но пока на той колокольне, где мы стоим, колокола продолжают звонить. Петька прочел литую надпись на бронзе: «Пожалован купцом Семякиным и сыновьями». Если даже пальцем щелкнуть по колоколу, он с минуту густо-густо гудит.
Небось не все, кто поет там, внизу, знают, какой вид открывается с высоты. Все люди на земле связаны друг с другом дорогами и тропинками. Тут каждый дом связан с другим серебристыми линиями. В январе, как говорят ребятишки, вода застынет – станет длинным бесплатным катком для мальчишек. А сейчас дунайская вода серебрится, собирает желтые листья с деревьев. Вода побывала в Германии, Австрии, Чехии, Венгрии, Югославии, Болгарии, Румынии и теперь сверкает и плещется у домов русского городка Вилкова. Кое-где Дунай служит границей, но он служит и дорогой людям друг к другу. Всюду одинаково рыбаки радуются восходу солнца над Дунаем, одинаково рады, если сбываются планы, и печалятся, если красной рыбы становится меньше в Дунае.
Мы втроем глядим на Дунай и думаем каждый о своем. Я кладу на плечо стоящему справа ладонь.
– Ну, кем будешь, когда батькины сапоги впору придутся?..
– Киномехаником, – отвечает Ваня. – У меня и сестра…
– У! – фыркает Петька. – Киномеханик! Кино можно и так поглядеть. Я рыбу ловить иль матросом. Если в эту сторону плыть, восемнадцать километров по рукавам – и Черное море. А в эту – весь Дунай проплывешь. И чтоб не «Ракетой», а потихоньку, чтобы все увидать…
Опять щелкаем пальцем по дару купца Семякина. Колокол густо-густо гудит…
Неумолимо течет вода. Ване и Петьке, когда им впору придутся отцовские сапоги, будут звонить совсем другие колокола.
Вилково-на-Дунае. 9 декабря 1962 г.В канун Нового года наш специальный корреспондент побывал в городке космонавтов. Там, как и везде, шли предновогодние хлопоты. На балконах темнели только что привезенные из лесу елки. В магазине бойко торговали стеклянными игрушками.
В доме космонавта Поповича состоялся такой разговор.
Корреспондент: Минувший год во все земные календари, во все времена войдет годом Николаева и Поповича, годом наших побед в космосе и на Земле. В канун Нового года вся страна соберется у праздничных столов. Мне поручено пригласить вас к молодежному столу читателей «Комсомолки». За этим столом будут колхозники, рабочие, ученые, солдаты, художники и артисты. Наше общее мнение: первое слово – вам.
Николаев: Спасибо за приглашение. К старику 62-му у нас не будет претензий. Хороший был год. Для нас с Павлом это был, наверное, самый значительный год в нашей жизни. Это был год исполнения нашей мечты. Но, оглянувшись назад, мы вспомним не только полет «Востока-3» и «Востока-4». Вспомним осень. В этом году на моей родине, на Волге, уродился хороший хлеб. В минувшем году была запущена межпланетная станция к Марсу. Под Новый год мы поднимем бокалы. Вспомним в эту минуту: около звезд пролетает умная станция, собранная нашими с вами руками. На станции даже температура такая же, как в этой комнате. Это наше тепло, тепло наших рук мчится сейчас в холодном космосе.
И еще надо вспомнить на пороге Нового года: в 1962 году на людей Земли холодными жадными глазами поглядела война. Это большое счастье, что на Земле в эту новогоднюю ночь будет литься не кровь, а вино. Поэтому мы должны сегодня сказать благодарное слово победившей человеческой мудрости. Весь мир, окидывая взглядом минувший год, назовет сейчас человека, проявившего мудрость. Этот человек вместе с нами сядет за большой новогодний стол нашей Родины. Я предлагаю тост за мудрость партии коммунистов!
Попович: На этот раз Новый год мне придется встречать не под елкой, а под пальмами на Кубе. Вот видите, укладываю чемодан. Вылет завтра. Но от слова за молодежным столом не отказываюсь. За молодежным столом я выпил бы за Мечту. За то, чтобы сбылись все желания, которые мы загадали. Что касается космонавтов, то наши дороги будут идти все дальше и дальше. Мы не знаем пока, когда за новогодним столом сможем поднять руку и показать: «Это камень с Луны!» Но такой праздник наступит. Будет такой год: за столом поднимется парень, и в его руке мы увидим таинственный камень. Никто сейчас не знает этого парня. И я не знаю, и Андриян не знает. И сам этот парень не знает еще своих дорог. Но он уже сидит за нашим новогодним столом, этот парень. Он, наверное, застенчивее всех, потому что моложе всех. Но теперь уже скоро мы узнаем имя этого человека. Мой тост, друзья, за советского человека, за нашу Мечту, за то, чтобы все наши мечты сбывались!
Ему девять лет. Для птицы это почтенный возраст. Он справедливо считает: в лесу я самый сильный, самый мудрый и самый красивый. Два желтых глаза светят, как фонари. Когда удивляется, топорщит большие уши. Когда летит на охоту, щелкает клювом и так кричит, что зайцы и белки приседают от страха. Охотится филин ночью. А днем его редко увидишь. Днем он сидит в темном месте, чистит перья и дремлет, а если услышит шорох, удивленно топорщит уши.
Все девять лет он просидел на нижнем суку молодой елки. Темно. Летом прохладно. Зимой густые зеленые ветки укрывали от стужи. Филин хорошо знал свою елку. Возвращаясь утром с охоты, он издалека видел высокую верхушку с желтыми смолистыми шишками и летел, будто бы к маяку. Сядет на сук, рвет клювом добычу. Летят под елку заячья шерсть, птичьи перья.
