– «Редкий случай на транспорте».
На редакционной летучке заголовок был признан лучшим материалом номера и отмечен премией. Повторяю, не заметка, а один лишь заголовок.
Дежурный критик подробно разбирал номер газеты, не скупясь на похвалы. Зато, завершая свой обзор, он со вздохом сказал:
– Четвертая полоса меня огорчила, товарищи, она не оправдала моих надежд…
В тот день на последней полосе была опубликована таблица выигрышей денежно-вещевой лотереи.
Очередной телефонный звонок в редакцию:
– Сколько процентов правды должно содержаться в газетной заметке?
– Все сто.
– Тогда я требую опровержения.
– Что случилось?
– На пятнадцать суток меня осудил не Первомайский районный суд, а Москворецкий.
Будучи гостем берлинской «Вечерки», я отметил для себя очень интересную творческую находку редакции: газета рассказывала о судьбе выпускников одного класса. В поиск ребят, десять лет назад окончивших вместе школу, включились многие люди. Материалы печатались долгое время и вызвали большой творческий резонанс.
Вернувшись в Москву, я поделился опытом друзей со своим коллективом. Идея всем понравилась. Как раз в это время к нам в «Вечернюю Москву» пришло письмо учительницы-пенсионерки А. Колотиловой, которая интересовалась судьбой одного из своих выпусков двадцатилетней давности. Речь шла о 10 «А» 510-й московской школы. Что побудило ее написать в газету? Оказывается, на эту мысль ее натолкнула пьеса В. Розова «Традиционный сбор». Но так или иначе, спасибо учительнице за ее письмо.
Повторив опыт берлинских коллег, мы получили и опубликовали очень интересные материалы о жизни, работе, мечтах и духовном мире наших земляков. Причем в поиск включились не только москвичи, но и жители ряда городов страны, где трудились питомцы столичной школы. В заключение газета собрала за «круглым столом» бывшего классного руководителя и многих ее учеников.
Прошло время, и к нам в редакцию приехал гость – новый редактор берлинской вечерней газеты. На вопрос, что ему больше всего хотелось бы узнать, он протянул газету «Правда», которую он привез с собой. В этом номере отмечался интересный опыт нашей «Вечерней Москвы», рассказавшей о судьбе выпускников одного класса. Именно этот опыт больше всего и заинтересовал нового редактора берлинской «Вечерки».
Редактор имел обыкновение читать газету после ее выхода. Как-то утром он вызвал к себе сотрудника отдела информации:
– Кто вам дал право печатать всякую ерунду? Умеете ли вы ценить газетную площадь? Подумайте, что скажет о нас научный мир?
Сотрудник, опустив глаза, молча слушал.
– Вас придется снять с работы, – сухо закончил редактор.
– Сожалею, – спокойно произнес сотрудник, – сожалею, что вы сегодня снимаете меня с работы, проще было вчера снять мою заметку.
И редактору не осталось ничего другого, как признать правоту сотрудника.
Редакция одного из «толстых» литературно-художественных журналов разрешила нам опубликовать отрывок из повести.
Сотрудник газеты, бегло пролистав повесть, выбрал, как ему казалось, сюжетно законченный эпизод. Некий молодой человек приезжает в незнакомый город. Идет по берегу реки и вдруг слышит крик: «Спасите!» Не раздумывая, парень бросается в реку и спасает школьницу.
В редакции отрывок понравился.
– Подадим его броско, – решили в секретариате, – закажем клишированный заголовок, рисунки…
Когда отрывок уже стоял в полосе, редактор вдруг спросил:
– Товарищи, а читал ли кто-нибудь всю повесть?
…Отрывок не увидел света.
Благородный поступок, совершенный героем, был единственным в сложной и запутанной биографии вора-рецидивиста. Да и бросился в воду он лишь для того, чтобы получить вознаграждение.
Да, трудно судить о произведении по отрывку, каким бы эффектным он ни был…
Автор принес очерк.
– Прочтите его при мне, – попросил он.
– А вы долго писали этот очерк? – поинтересовался редактор.
– Тридцать дней.
– Вот видите, а вы хотите, чтобы судьбу очерка я решил за тридцать минут!
Все же автор настоял на своем. Когда редактор дочитал последнюю страницу, собеседник спросил:
– Ну, как?
Разговор принял неожиданный оборот:
– Здесь четыреста строк… Какой гонорар вы рассчитывали получить? – спросил редактор.
– Я как-то об этом не думал, – уклончиво ответил автор. – Рублей двадцать…
– Отлично, – сказал редактор. – Тема устраивает. Герой очерка тоже. А рукопись очень слаба. Выбросьте ее в корзину и напишите другой очерк. Предельный размер – двести строк. Подойдет – заплатим сорок рублей.
Больше этого очеркиста мы не видели.
* * *
– Охотно напишу для вашей газеты статью. Обговорим ее размер. Думаю, что на семи страничках раскрою тему.
– Откровенно говоря, мы рассчитывали на другой размер.
– Больший? Меньший?
– Полагали, что трех страничек достаточно.
– Хотите меня скомпрометировать?..
– Отнюдь. Но лучше, чтобы короткую статью прочитали, чем на длинную только взглянули…
– Ну, вы еще скажете, что краткость – сестра таланта…
– Сказать не скажу, а подумать подумаю.
– Хорошо, напишу статью, только потребуется больше времени, недельки четыре.
* * *
Как-то Анатоль Франс сказал:
«…Когда мне говорят: «Напишите для нас, дорогой мэтр, сто или сто пятьдесят строк», – я всегда спрашиваю: «Сколько же написать, сто или сто пятьдесят, ибо это совсем не одно и то же?!»
Увы, далеко не всегда сотрудники редакции уточняют с авторами размеры будущих произведений. И получается: ждешь развернутого выступления – получаешь заметку; нужен короткий отклик – приносят фундаментальный труд. Вот на планерках и происходят бесконечные диалоги, подобные этому:
– Сколько «весит» материал?
– Триста строк.
– Сократите до восьмидесяти.
– Невозможно.
– Почему?
– И так «зарезали» вдвое.
– Да, но тема не заслуживает такого размера.
– Помилуйте, автор и так себя не узнает!
– Что же делать?
– Лучше совсем не печатать.
– Но тема все-таки нужна!..
Я что-то не припомню случая, чтобы автор потребовал от редакции сократить его материал в несколько раз. Ему кажется, что чем больше строк, тем солиднее. А читатель ценит мысли. Новые. И притом оригинальные.
Сотрудники спортивного отдела газеты утверждали, что среди спортсменов больше всего любителей примет. Особенно среди шахматистов. В подтверждение приводили примеры.
