«Помню, — вспоминал Сильвин, — что Ильич в те годы и перед тюрьмой и после нее любил говорить: «Нет такой хитрости, которой нельзя было бы перехитрить».
«Могу порекомендовать 50 земных поклонов». В тюрьме Ульянов не прекращал своих занятий гимнастикой. «Владимир Ильич рассказал, — писал его брат Дмитрий, — что в предварилке он всегда сам натирал пол камеры, так как это было хорошей гимнастикой. При этом он действовал, как заправский полотер, — руки назад — и начинает танцевать взад и вперед по камере со щеткой или тряпкой под ногой. «Хорошая гимнастика, даже вспотеешь…»». В шутку он называл тюрьму санаторией.
Позднее, когда Дмитрий тоже оказался за решеткой, Ленин вспоминал в письме собственное заключение: «Я… с большим удовольствием и пользой занимался каждый день на сон грядущий гимнастикой. Разомнешься, бывало, так, что согреешься даже в самые сильные холода, когда камера выстыла вся, и спишь после того куда лучше. Могу порекомендовать ему (Дмитрию Ульянову. — А.М.) и довольно удобный гимнастический прием (хотя и смехотворный) — 50 земных поклонов. Я себе как раз такой урок назначал — и не смущался тем, что надзиратель, подсматривая в окошечко, диву дается, откуда это вдруг такая набожность в человеке, который ни разу не пожелал побывать в предварилкинской церкви!»
В тюрьме Ленин пробыл более 14 месяцев. Он перечитал за это время настоящие горы литературы, которую ему доставляли прямо из столичных библиотек. Когда он узнал, что дело близится к концу и скоро его освободят и отправят в ссылку, то с сожалением заметил: «Рано! Я не успел еще собрать все нужные мне материалы!»
Арестованных не судили: как это часто делалось, простым постановлением императора Николая II их отправили в ссылку. Владимиру Ильичу назначили три года ссылки. За ворота тюрьмы он вышел 14 февраля 1897 года.
«Свидания» через окно. Ко времени пребывания Владимира Ильича в тюрьме относится такой романтический эпизод. Он сильно скучал по своим товарищам, увидеть которых не мог. Отношения его с Надеждой Крупской были в это время уже чем-то большим, чем простая дружба. Племянница Ленина Ольга Ульянова замечала: «Надежда Константиновна красивая была… У нее была огромная русая коса».
«В одном из писем, — вспоминала Крупская, — он развивал такой план. Когда их водили на прогулку, из одного окна коридора на минутку виден кусок тротуара Шпалерной. Вот он и придумал, чтобы мы — я и Аполлинария Александровна Якубова — в определенный час пришли и стали на этот кусочек тротуара, тогда он нас увидит. Аполлинария почему-то не могла пойти, а я несколько дней ходила и простаивала подолгу на этом кусочке…»
«Венчается раб Божий Владимир…» Три года ссылки В. Ульянов отбывал в сибирском селе Шушенское (Шуша) Минусинского уезда Енисейской губернии. «Село большое, — описывал место своего наказания Владимир Ильич, — в несколько улиц, довольно грязных, пыльных — все как быть следует. Стоит в степи — садов и вообще растительности нет. Окружено село… навозом, который здесь на поля не вывозят, а бросают прямо за селом».
По пути в ссылку, впервые увидев Саянские горы, Ульянов в порыве романтического настроения написал первую строчку стихотворения:
В Шуше, у подножия Саяна…
«Дальше первого стиха ничего, к сожалению, не сочинил», — признавался Владимир Ильич.
В 1898 году в Шушенское прибыла его невеста — Надежда Крупская. Она была ссыльной по тому же делу. Когда она приехала, то не обошлось без розыгрыша. Вернувшись с охоты домой, Владимир Ильич удивился, что в его окошке горит свет. Хозяин объяснил, что это накуролесил один их знакомый: явился пьяным, все книги разбросал. Разгневанный Ленин быстро взбежал на крыльцо… «Тут я ему навстречу из избы вышла», — вспоминала Крупская.
10 июля 1898 года «рабов Божьих Владимира и Надежду» обвенчали в местной церкви. Перед таинством венчания, как и полагалось в таких случаях, невесту и жениха исповедали и причастили; во время церемонии они трижды обошли вокруг алтаря… Для церковного обряда требовались кольца, и один из ссыльных изготовил два обручальных кольца из медных пятаков. Правда, в среде революционеров колец носить было не принято, и позднее супруги их не надевали. Потом, когда они жили за границей, это порой вызывало недоразумения. В Лондоне сомнения по этому поводу высказывала хозяйка квартиры, где они поселились. Социал-демократ Николай Алексеев вспоминал: «Смутило мистрисс Ио (такова была фамилия хозяйки квартиры) отсутствие у Н.К. обручального кольца. Но с этим последним обстоятельством ей пришлось примириться, когда ей объяснили, что ее жильцы — вполне законные супруги, и если она толкует отсутствие кольца в предосудительном смысле, то подвергается риску привлечения к суду за диффамацию»…
По рассказу Крупской, до свадьбы Владимир Ильич часто пел ей романс Даргомыжского «Нас венчали не в церкви, не в венцах со свечами…». А после бракосочетания изменил репертуар и стал петь арию из оперы «Пиковая дама» — «Я вас люблю, люблю безмерно, без вас не мыслю дня прожить…».
«Все нашли, что я растолстел за лето». Питался Владимир Ильич во время ссылки совсем неплохо. Крупская так описывала их быт: «Дешевизна в этом Шушенском была поразительная. Например, Владимир Ильич за свое «жалованье» — восьмирублевое пособие — имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья — и то считалось, что дорого платит. Правда, обед и ужин был простоват — одну неделю для Владимира Ильича убивали барана, которым кормили его изо дня в день, пока всего не съест; как съест — покупали на неделю мяса, работница во дворе в корыте, где корм скоту заготовляли, рубила купленное мясо на котлеты для Владимира Ильича, тоже на целую неделю. Но молока и шанег было вдоволь и для Владимира Ильича, и для его собаки… В общем, ссылка прошла неплохо».
Сама Надежда Константиновна была не очень хорошей поварихой, в чем откровенно признавалась: «Хозяйка я была плохая». «Мы с мамой вдвоем воевали с русской печкой. Вначале случалось, что я опрокидывала ухватом суп с клецками, которые рассыпались по исподу. Потом привыкла».
«Я тоже вроде принцессы «Соломенные лапки», — говорила она, — за что ни возьмусь, все из рук валится».
Крупская с иронией замечала, что умеет сносно стряпать только горчицу. «Но Владимир Ильич был неприхотлив, — замечал С. Багоцкий, — и ограничивался шутками, вроде того, что ему приходится слишком часто есть «жаркое», имея в виду подгоревшее вареное мясо».
В сентябре 1897 года Ленин писал матери: «Здесь тоже все нашли, что я растолстел за лето, загорел и высмотрю совсем сибиряком. Вот что значит охота и деревенская жизнь! Сразу все питерские болести побоку!»
