- Это им за Жору Соколова! - сказал, возвратившись, комэск.
Двое в море
Особым уважением у нас пользовался экипаж старшего лейтенанта Осипова. Штурманом у него был младший лейтенант Прилуцкий, стрелком-радистом краснофлотец Андреев, воздушным стрелком младший сержант Воинов. Мы удивлялись выносливости этих; ребят. Осипов, как правило, назначался ведущим группы, а это не только накладывало особую ответственность на него лично, но и влекло за собой дополнительную нагрузку на весь экипаж.
10 сентября, во второй половине дня, была поставлена боевая задача: уничтожить скопление гитлеровских войск в предместье Новороссийска Мефодяевском. В воздух поднялись три самолета - Стародуба, Пашуна и Осипова. Осипов на этот раз летел ведомым, командовал звеном майор Стародуб. Вместо заболевшего Прилуцкого с Осиновым полетел начальник минно-торпедной службы эскадрильи старший лейтенант Лисечко, тоже хороший штурман, имевший немалый боевой опыт.
Для прикрытия звена было выделено четыре ЛаГГ-3. Предусмотрительность нелишняя: вдоль Черноморского побережья рыскали "мессеры", за день до этого вашим бомбардировщикам пришлось вести с ними бой.
На этот раз обстановка сложилась еще тяжелее. Подробности мы узнали лишь через месяц, когда Степан Осипов возвратился из госпиталя. Вот что он рассказал:
"...Подходим к цели. Противник почему-то не открывает огня. Это насторожило. Приказал стрелкам внимательнее следить за воздухом. Через минуту Андреев докладывает:
- Командир, шесть "мессеров" справа! Вот это понятно.
- Приготовиться к отражению атаки!
"Мессеров" перехватили наши истребители, закрутилась обычная карусель. Но вскоре мы поняли, что эта атака - только демонстрация. Со стороны солнца появились еще четыре Ме-109, набросились непосредственно на вас.
Атаки следовали одна за другой. Стрелки отбивались, но гитлеровцы, разделившись попарно, наседали сверху и снизу. Как минимум хотели вынудить нас сбросить бомбы куда попало. А мы пробивались к цели.
В плоскостях уже появились пробоины. Спрашиваю штурмана:
- Скоро сброс?
- Еще чуточку, идем на боевом курсе. Вдруг Андреев кричит:
- Командир, горим! Взгляните на левое крыло!
Да, вся плоскость охвачена огнем. Видимо, пробит бензобак.
К счастью, штурман докладывает:
- Бомбы сбросил по цели!
Пытаюсь сбить пламя резким скольжением. Не удается. Должно быть, до аэродрома не дотянуть.
Снизившись на скольжении, мы потеряли зрительную связь со своим звеном, летим в одиночку над Новороссийском.
- Будем прыгать? - спрашивает Лисечко.
- Придется.
Передаю остальным ребятам:
- Приготовьтесь прыгать, как только дотянем до Цемесской бухты. На город нельзя, попадем еще в лапы к фашистам...
"Мессершмитты" не отстают, продолжают расстреливать горящий самолет. Наши пулеметы огрызаются. Задымил и один из "мессеров", быстренько отвадил. Остальные продолжают нас поливать, но близко уже не суются.
Вдруг Андреев кричит;
- Командир, тяжело ранен Воинов!
Держитесь! Скоро прыгать. Поможешь ему покинуть машину...
Но не проходит и полминуты, снова доклад:
- Я тоже равен!
На этом связь со стрелками прекращается, замолкают и пулеметы. А пламя уже добирается до кабины, обжигает нам со штурманом руки, лицо. "Мессершмитты" расстреливают нас в упор. Меня тоже ранило в обе ноги. Левая плоскость от перегрева начинает с треском загибаться вверх.
Подаю команду:
- Экипажу покинуть самолет!
Лисечко выпрыгнул первым, через открытый им люк поток воздуха хлынул в кабину, пламя раздулось, все окутало дымом. Стрелки, по моим расчетам, тоже должны были вывалиться. Пора и мне, еще минута, и будет поздно.
Отстегнув привязные ремни, рванул на себя колпак - на счастье, он не был заклинен, - резко отдал штурвал и оказался снаружи.
Парашют раскрывать не тороплюсь, а то попаду под обломки своего самолета, да и "мессеры" расстреляют.
Наконец раскрываю, осматриваюсь. Подо мной два купола. А где третий? Значит, кто-то не смог покинуть машину...
Прикидываю: приводнимся метрах в восьмистах от Мысхако, туда и придется добираться, до противоположного берега много дальше.
Мысли перебивает рев "мессера", рядом проносится трасса. Перевожу взгляд вниз - товарищей тоже расстреливают стервятники.
"Мессершмитт" снова заходит на меня. Подтягиваю стропы, начинаю скользить и раскачиваться, чтобы сбить у него прицел.
Чем бы это закончилось, гадать не стоит, но вдруг появился спаситель наш "лаг".
А тут и вода. Лямки уже подготовлены для сброса.
Вынырнул, освободившись от парашюта. Теперь вся надежда на спасательный жилет. Порошок сработал мгновенно, жилет наполнился газом, но так же быстро и выпустил его. Оказывается, прогорел.
Сбрасываю бесполезный жилет. Заодно и шлемофон, кожаный реглан, ботинки, комбинезон. Осматриваюсь. Вижу, ко мне плывет Лисечко. Третьего не видно. Значит, расстрелян в воздухе...
Подплывает штурман:
- Держись за меня! Ты что, ранен? Ничего, доплывем, отремонтируют в госпитале...
Плывем. На берегу появляются люди на мотоциклах. Неужели фашисты?
Доносится дробь автоматов. Точно, они!
Пули до нас не долетают, шлепаются метрах в двухстах. Немцы прекращают стрельбу, совещаются. Потом два мотоцикла: срываются с места. Минут через пятнадцать, смотрим, гитлеровцы подкатывают к берегу... противотанковую пушку.
- Ну, теперь достанут! Все же решили доконать нас, - вздыхает Лисечко.
- Ничего, Вася, - утешаю без особой уверенности, - не так-то легко им будет попасть. Цель-то ведь точечная.
Снаряды начинают бурунить воду.
- Слушай, штурман, давай рассредоточимся! Усложним задачу фашистам.
- Ты же ранен и без жилета. Возьми тогда мой!
- Не надо! - отказываюсь, зная, что Лисечко пловец не очень важный. Отваливай метров на триста.
Лисечко отплыл. Гитлеровцы стали обстреливать нас поочередно: несколько снарядов по штурману, столько же - по мне.
Добились своего гады! Рядом с Лисечко разорвался снаряд, Василий ушел под воду и больше не появился.
Остался я один. Поплыл в сторону противоположного берега. Боль в ногах часто заставляла отдыхать на спине. Не обращал внимания на снаряды. Кружилась голова, в ушах - звон. Подташнивало. Видимо, от потери крови. Главное - не потерять сознание, продержаться до темноты. А там подберут моряки, видели ведь, как мы спускались...
Фашисты не унимаются, бьют и бьют. Более пяти часов продержался. А в сумерках подобрал меня наш торпедный катер..."
Одиссея одного экипажа
О подвиге экипажа Осипова много говорили в полку. Восхищались стойкостью и взаимовыручкой отважных ребят; вспоминали подобные эпизоды. Особенно запомнился рассказ штурмана Алексея Зимницкого о случае, происшедшем в самом начале войны.
