– Богатыри погибли смертью храбрых, товарищ генерал, одно чудо осталось.
Генерал слегка вздрогнул и чуть подался вперед, будто хотел обнять командира полка.
– Но мы все равно не пропустим врага, товарищ генерал,– сказал майор Смирнов.
Стрельба то затихала, то усиливалась, курилась легким, летучим снегом вершина Кара-Кая. Через час полк, вернее то, что от него осталось, ободренный призывом заместителя командира корпуса Л. И. Буинцева, пошел в новую атаку. И она оказалась последней. Противник не выдержал удара 'п начал пятиться к перевалу. В этом бою особо отличился передовой отряд лейтенанта Мельника. Он положил начало разгрому прорвавшейся группировка противника в Марухское ущелье. Затем успех отряда был развит и закреплен главными силами полка. Защитники перевала заняли непреодолимую для врага оборону. Путь немцам в Марухское ущелье был закрыт навсегда. Лейтенант Мельник героически погиб и был посмертно награжден орденом Ленина. Даже противник был приведен в изумление стойкостью защитников Марухского перевала, о чем известно из показаний пленных.
Одного из них доставили в тыл весьма оригинально – дорога туда была лишь одна – по узкому, простреливаемому насквозь ущелью. Если фашисты увидят, что ведут пленного, они сделают все, чтобы уничтожить и того кто ведет, и кого ведут. Как быть?
Смирнов приказал переодеть немца в красноармейское обмундирование и замаскировать под раненого. В сопровождение назначает вооруженного легкораненого и приказывает ему доставить немца в тыл. Номер, как говорится, удался...
Для того чтобы понять разницу между настроениями фашистских головорезов того времени, когда они рвались на Кавказ и теми, какие появились у них после встречи и боев здесь с подразделениями Советской Армии, надо полистать фашистский журнал с весьма претенциозным названием “Кораллы”, который писал об учениях альпийских стрелков из 1-й горной дивизии “Эдельвейс”.
“Перед войной наших егерей часто можно было увидеть на учениях в Альпах. Правда, для того, чтобы их увидеть, нужно было очень внимательно всматриваться. Тысячи туристов бродили тогда в Альпах, не замечая войск, ибо оставаться незаметным – важнейшее правило альпийского стрелка. Только перейдя удобные дороги и, взобравшись по горным тропам вверх, вы могли натолкнуться на группу солдат, усердно занятых лазаньем по скалам. Имея хороший бинокль, вы могли с какой-нибудь вершины наблюдать за тактическими занятиями: дерзкие маневры, захваты важных пунктов, молниеносные обходы следовали один за другим. Егеря, как кошки, взбирались на неприступные вершины диких скал, на секунду прилипали к острым карнизам и бесследно исчезали где-то в темных расселинах...
В самые холодные зимние дни в засыпанных снегом горах можно было видеть белые фигуры лыжников с тяжелым грузом на спине. Они неслись с отвесного склона, внизу стряхивали снег и снова пускались в бешеное преследование невидимого противника: на глетчерах они преодолевали глубокие ледяные овраги, на вершинах гор устанавливали орудия и минометы, искусно строили из льда и снега теплые убежища...”
Слов нет, красочное описание! Но, как выяснилось, “невидимого”, то есть несуществующего противника куда легче “преследовать” и “уничтожать”, чем испытать все это на деле, когда за тобой следят не восхищенные глаза туристов, а темные и холодные зрачки советских снайперских винтовок, когда тоже приходилось падать с отвесных склонов, но уже не удавалось “стряхивать” снег и когда, наконец, ледяные овраги поглощали самоуверенных вояк навсегда.
В конце 1942 года на ветровых отрогах Кавказского хребта настроение у егерей было куда менее розовым. Теперь оно вполне укладывалось в растерянные и наполовину иронические в адрес собственной судьбы слова пленного ефрейтора 1-й роты 1-го батальона 99-го полка 1-й горнострелковой дивизии – той самой, что так “бодро” воевала в Альпах:
“Потеря друзей вызывала чувство: господи, пронеси! Хотя бы меня миновало. Раньше солдаты хвалили генерала Ланца. О нем были положительного мнения. Но после кровавых потерь на Кавказе мнение о нем, как о генерале, резко ухудшилось. Солдаты перемывали ему косточки:
“Мы теряем головы, а он получает рыцарский крест. Интересно, сколько солдатских голов весит его рыцарский крест?”
Отступление вызвало растерянность. Никто ничего не понимал. Бежим задрав штаны. Может, совсем не надо было лезть на Кавказ?”
Вот как довелось разговаривать хваленым альпийским скалолазам, любимцам экзальтированных девиц и корреспондентов геббельских журналов.
А что же наши? Мы уже знаем, как трудно приходилось им в первые дни обороны и как они тем не менее не теряли присутствия духа и даже чувства юмора – прекрасного качества солдат, знающих, за что они воюют. С каким настроением жили они на ледяных вершинах в течение всей обороны?
– В этих изнурительных боях, – рассказывает полковник в отставке Владимир Александрович Смирнов, – каждый был героем. Я хотел бы просить вас вспомнить или представить условия, накладывавшие особый отпечаток на боевые действия защитников Марухского перевала, с тем, чтобы более глубоко заглянуть в прекрасную душу советских воинов.
Я погрешил бы перед своей совестью, не рассказав о том, что 3-й батальон полка, под командованием старшего лейтенанта Свистельниченко и комиссара Расторгуева, оборонявший Наурский перевал, разбил попытки противника перешагнуть через него. С особой радостью на сердце я вспоминаю мою встречу с бойцами батальона в начале октября 1942 года.
Один этот батальон много сделал для того, чтобы оборона Наурского перевала была неприступной. Дорогие боевые друзья – Свистильниченко я Расторгуев, если вы не пали в боях, если вы живы, то знайте, как глубоко запали ” мою душу ваши ласковые и доверчивые взгляды и улыбки, когда мы решали с вами сложнейшие вопроси боевой действительности...
Последующие события на Марухском направлении характеризуются укреплением обороны. Во-первых, пришло пополнение – курсанты Сухумского военного училища. Во-вторых, заговорили басом наши тяжелые минометы, укрощая зарвавшегося врага.
После разводчиков и автоматчиков самая тяжелая доля в обороне перевалов выпадала связистам.
В те тревожные дни фронтовая и армейская газеты писали о подвиге связиста Василия Федорова.
...Вражеская мина прервала телефонную связь. Боец находит порыв. Но в кармане не оказалось ножа, чтобы зачистить изоляцию. Василий зубами зачищает проволоку – и боевой нерв снова ожил. По вскоре прорвавшиеся егеря приблизились к ним. Федоров передал трубку Пшеничному, а сам взялся за автомат и открыл огонь. Неожиданно автомат замолк – кончились патроны. Тогда связист бросился с прикладом один против целого отделения немцев.
