В хоккей с шайбой Чернышев и сам успел поиграть — три сезона. И команда “Динамо”, играющим тренером которой он был, выиграла первый чемпионат страны. А вместе нам впервые пришлось поработать в 1948 году, когда сборная Москвы ждала встреч с командой ЛТЦ (Прага). В числе других тренеров готовили сборную Москвы к этим матчам и мы с Аркадием Ивановичем. И с тех пор, так или иначе, наши судьбы связаны».
Не припоминается что-то, чтобы один крупный тренер столь тепло писал о другом крупном специалисте, с которым пусть и составлял длительное время уникальный тандем в сборной СССР, но который внутри страны, возглавляя «Динамо», был прямым его конкурентом и яростным соперником. Очерк Тарасова так и озаглавлен — «Друг и соперник».
Не стоит забывать, что они были не освобожденными для работы в сборной тренерами, а продолжали трудиться в своих клубах. «Динамо» вчистую проигрывало ЦСКА чемпионаты. За те годы, что Тарасов и Чернышев тренировали армейскую и динамовскую команды, ЦСКА побеждал в первенстве СССР 18 раз, а «Динамо» только дважды. Считается, что селекционные возможности у ЦСКА были заметно выше, нежели у «Динамо». Отчасти это так, но только отчасти. Тарасов всё же жестче Чернышева работал с молодыми хоккеистами, превращая их из подающих надежды в высококвалифицированных мастеров, давал им нагрузки, какие в «Динамо» и не снились.
Иногда первым «Динамо» не становилось по совершенно необъяснимым причинам. Как, например, в 1962 году. Динамовский форвард Юрий Волков вспоминал, что в том сезоне команда была укомплектована «на все сто». Бороться за чемпионство выпало не с переживавшим не самые простые времена ЦСКА, а со «Спартаком», в котором блистательно играли братья Майоровы и Старшинов. В «Динамо» тон задавала созданная Чернышевым тройка Петухов — Юрзинов — Волков, но именно этих нападающих тренер почему-то не поставил вместе на игру с другим «Спартаком» — омским. «Динамо» сыграло всего лишь вничью (1:1) с командой, занявшей в итоге восемнадцатое место среди двадцати участников турнира. Волков считает, что именно это стоило «Динамо» золотых медалей: от «Спартака» они отстали лишь на очко. Впрочем, оба матча «Спартаку» динамовцы проиграли.
Юрзинов считает, что «Динамо» не удавалось стать чемпионом СССР прежде всего из-за Тарасова. «Это, безусловно, явление не только в хоккее, но в спорте вообще, — говорит Юрзинов. — Фантастический двигатель. Ведь нужно было не только собрать игроков в команду, но и заразить их общей идеей, управлять ими. Тарасову это удавалось. И у нас в “Динамо” была хорошая, я бы сказал, интеллигентная компания.
Сам Аркадий Иванович Чернышев — чудеснейший человек, образованный, мы все его любили, он в ответ любил нас. Словом, солнечный тренер! Не хватало нам спортивного нахальства, какой-то наглости, не могли многие из нас наступить себе на горло. Адик — красивый, интересный, настоящий русский барин в лучшем понимании. Он никогда нас не мучил, не давил на нас, не напрягал, да и ругаться по-настоящему, мне кажется, не умел. Если узнавал о нарушении кем-то из нас спортивного режима, то указывал на это как-то смущенно: говорят, тебя вчера вечером видели в таком-то ресторане, ты там выпивал, смотри, чтобы в последний раз».
Юрзинова, самого молодого в то время игрока «Динамо», в 21-летнем возрасте сделали капитаном команды. Почему? Только потому, что он был непьющим.
Упоминавшаяся уже история с отстранением Локтева от чемпионата мира 1963 года выглядит, признаться, странной. Сам Локтев, возвращенный спустя год в сборную, считал, со слов Евгения Рубина, что Тарасов не взял его в команду по причине совершенно иной, нежели курение. Сигаретами среди хоккеистов баловались многие, и тренеры об этом прекрасно знали. «Вызвал он (Тарасов) меня к себе, — цитирует Рубин Локтева в своей мемуарной книге «Пан или пропал!», — и спросил: знаю ли, за что изгнан из сборной. Я ответил, что знаю — за курение. “Вот и дурак, — говорит. — Вспомни прошлый год и Свердловск. Вспомнил? Тогда можешь идти. Ты прощен”. Конечно, я вспомнил. У меня в этом городе есть друзья — муж с женой. Я их пригласил на матч, провел на трибуну, а там ни одного свободного места. Я раздобыл два стула, поставил их за нашей скамейкой запасных и усадил гостей. Тарасов увидел, что рядом с командой посторонние, и начал на них кричать: мол, безобразие, подослали к нам местных шпионов. Я сказал что-то резкое. Он промолчал, но поглядел на меня косо. У меня и в мыслях не было, что он мне будет мстить».
Присутствие рядом со скамейкой запасных посторонних людей на приставных, словно в театре, стульях Тарасова возмутило. А кого бы из тренеров, всегда болезненно воспринимающих появление рядом с командой непонятных людей, не возмутило бы? Локтев, прекрасно знавший правила поведения игроков внутри команды, не только не испросил разрешения Тарасова на появление рядом со скамейкой запасных посторонних, но даже не поставил его в известность об этом. Тарасов в армейскую раздевалку даже генералов не допускал. До них быстро дошло, что лучше туда не соваться.
Локтеву, безусловно, было обидно, что он не играл на чемпионате мира. И не исключено, что только обида (надо полагать, прежде всего на себя самого) и заставила его связать в единое целое курение и «свердловскую историю».
Место Локтева на стокгольмском чемпионате мира 1963 года занял Виктор Якушев из московского «Локомотива». Знаменитый шведский нападающий Свен Юханссон-Тумба называет Виктора Якушева хоккеистом, тонко понимавшим игру, видевшим буквально всё, что происходит на площадке, и напоминавшим ему — по уровню хоккейного интеллекта — Всеволода Боброва. Беспредельной самоотверженностью Якушев, по словам шведа, «мог поделиться с целой командой: столько сил, энергии вкладывал он в игру». Борис Майоров называл Якушева «чернорабочим хоккея»: «Он делал на поле работу, которая большинству из нас была не по душе. Трудился за других в обороне, организовывал наступление, поддерживал партнеров в атаке. Роль “чернорабочего” неблагодарная, но Якушев брал ее на себя».
Юханссон, хорошо знавший систему установок и заданий, получаемых советскими игроками от Тарасова и Чернышева (швед всегда интересовался тарасовской методикой тренировочного процесса, старался по возможности бывать на тренировках ЦСКА и сборной СССР), был уверен, что «тренеры часто давали Якушеву задание играть против определенного противника, или, как говорят в таких случаях в Швеции, поручали “надеть пальто” на соперника. Чаще всего выбор падал на меня». Шведский форвард признавался, что «даже расстегнуть “пуговицы” надетого на тебя якушевского “пальто” — дело трудное». А «пальто», которое Якушев надевал на другого шведа — Ульфа Стернера, — было, по образному выражению Тарасова, «похуже смирительной рубашки».
